Этот Гаврилов, – просто медицинский Дон Корлеоне, – подумала она. – Видать, он имеет немалые деньги. А реставрация памятника архитектуры дает ему право на преференции и налоговые скидки. Мда…
К зданию вела бетонная четырёхступенчатая лестница. Холл за огромными массивными дверями был ярко освещён. Свет из высоких окон заливал крыльцо и площадку, ограниченную бетонными перилами с пузатыми балясинами. В остальной части здание оставалось погруженным во тьму. В окнах второго и третьего этажа холодным сиянием оранжевых солнц отражались фонари, стоящие вдоль огибающей клинику дорожки.
Поднявшись по ступеням, она толкнула дверь.
Пол, выложенный в шахматном порядке чёрной и белой плиткой, как осенняя листва в парке устилали обрывки бумаг и разодранные папки личных дел. Листы с отпечатанным на них текстом с полуторным интервалом и четкими границами абзацев, – казалось их сотни, если не тысячи. На некоторых присутствовали черно-белые фотографии, на других линейные графики и гистограммы.
До этого момента таившийся за спиной ветер ворвался в помещение вслед за Катей. Его порыв поднял разбросанные по полу бумаги и закружил их в маленьком смерче. Один из обрывков попал прямо в ее руки. Бросив на него взгляд, она невольно прочитала напечатанный на нем текст.
Одна единственная фраза, –
Оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне? Оставь его мне оставь его мне! Оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне? Оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне оставь его мне. Оставь его мне оставь его мне оставь его мне