— А сейчас? — Дима все крепче сжимал ее руку.

— Нет, это не вина, что-то другое.

— Что?

— Дима, я сама не понимаю. Хочешь честно? Меня тянет к тебе, но как будто что-то мешает. Я поэтому и в больницу к тебе боялась прийти. И это что-то не во мне, а в тебе.

— То есть?

— Ну я не знаю, не знаю, — Ольга чуть не плакала.

Она резко встала и ушла в туалет. Дима закрыл глаза, а когда открыл, на Ольгином месте сидел Прохор.

— Здорово, кот! — сказал Дима и приподнял бокал вина.

— Здорово, Дима! — ответил кот.

Или я схожу с ума, или одно из двух, вспомнил Дима братьев Колобков.

— Как дела? — спросил он.

— Да помаленьку, — кот чихнул.

— Здравствуй! — машинально сказал Дима: по словам Стоцкого, так непременно надо говорить чихнувшему коту, чтобы не заболели зубы.

— Спасибо, сам не сдохни. А у тебя как дела?

— Сам видишь.

— Дурак ты, Дима! Честное слово, еж — птица гордая, пока не пнешь — не полетит.

— Это ты про меня? — возмутился Дима. — А я тебе тогда кость не дам.

— Ну и подавись! — Прохор с презрением отвернулся. Вернувшаяся Ольга взяла его на руки.

— Смотрите, — предупредила подошедшая забрать салатники Маша, — он линяет. И когтит.

— Ну и пусть, — отмахнулась Ольга, но кот «когтить» не стал, а свернулся клубком у нее на коленях и громко запел-замурчал.