Рука нашарила твёрдую поверхность. Что это? Ломая ногти, Сергей Карлович выдернул доску и ощутил под собой пустоту. Наконец-то! Отбросил вторую и прыгнул. Крысы последовали за ним. Подземный ход, низкий настолько, что приходилось ползти на четвереньках, длился, казалось, бесконечно. Крысы наступали на пятки в прямом и переносном смысле, некоторые обнаглели настолько, что расположившись на двигающихся икрах, лакомились сухопарым задом. Ход постепенно расширялся, уже можно было подняться на искусанные ноги и согнувшись в три погибели слегка бежать. Потом стало возможным выпрямить спину, затем поднять голову…
Чуть позже перед врачом простиралось изрытое, искромсанное в грязь пространство. Сотни, тысячи отпечатков ног оставили здесь свои следы, постепенно разрыхляя, растирая почву, превращая её в свежевспаханный луг. Пространство, скрывающее свои границы в сплошной мгле, могло быть той самой бесконечностью, которую страшно представить, если бы напротив не заканчивалось бетонной стеной, в центре которой располагались железные створки чёрных, прокопчённых дверей. Их размеры могли предвосхитить размеры всех дверей, виденных им раньше. Словно кому-то вздумалось построить под землей гараж для машины, своими габаритами превышающими самолёт. А справа сбоку, похожая на вентиляционное отверстие, лучилась дыра. Именно лучилась, потому как свет, выходящий из неё, был подобен нескольким лампам люминесцентного освещения, включённым одновременно.
С удивлением, на какое был ещё способен, Сергей Карлович обнаружил, что крысы оставили его в покое. Пошатываясь и прихрамывая, он поплёлся к стене, заворожённый светом, который возрастал по мере его приближения, направленный прямо в лицо, всё более подчеркивая сверхъестественно чёрные, как угольная пыль, двери. Врач невольно прикоснулся к ним, почувствовал вибрацию и тут же понял, откуда исходит тот ненавязчивый гул, отражающийся в ушах после падения в подземный ход. На удивление легко дверь приоткрылась. В просвет между створками он увидел нечто вроде цеха. О его профиле стоило задуматься. Огромные и чёрные, похожие на сигарные футляры, цилиндры с застывшими потоками гудрона опоясывались крохотными лестницами-решётками. Откуда-то сбоку, искрясь, дребезжало и гремело, нагревая воздух запахами расплавленного металла и древесной пыли. Пыль была осязаемой, она стояла в воздухе, подобно дыму в купе, где все курят. Что-то в пыли, в цистернах и искрах, а главное – в звуках было чуждым, настолько ужасным, что Сергей Карлович почувствовал себя микробом, случайно наряженным в бороду и одежду. Униженность и угнетённость состояния внушали покорность и обречённость. Ещё немного, и он шагнет в древесную пыль, которая прилипнет к потному, разгорячённому лицу, слепя и въедаясь. Попытался выйти, но дверь, поддавшаяся так непринужденно, теперь не открывалась. Ещё секунда, и чавкающие механические звуки парализуют последнюю волю. Он завопил и отпрыгнул назад в месиво пространства.