Горбун, сволочь! Горбун!

– Пей, Жора. А потом мы их покатаем… Мы покатаем! – всплыло в голове. Дядя Федя, скалясь, высунул язык, умудряясь сохранять при этом мудро-лукавое выражение на лице:

– Они прячутся. Я знаю. Боятся. Но мы их покатаем. Они любят это. Пусть не боятся. Пойдём. Я знаю, где они. Ты мне поможешь?

Точно-точно. Глупые дети не хотели играть, они царапались, плакали и кричали, когда он вытаскивал их из-под карусели. Но Вовка понял – они притворяются. На самом деле они злые маленькие сволочи, которые ЗНАЮТ ВСЁ-ВСЁ. Та, русая, с высунутым языком – Зоя Вавилова; этот, свесивший набок голову – Миша Шубин. Они знали про белый крейсер унитаза, они рисовали на нём губной помадой. Он сам пристёгивал их, визги действовали на нервы.

– Покатаем! Покатаем! – хлопал в ладоши горбун. – Жора, покатаешь! Я всегда хотел… с ними! Эту кнопочку, Жора!

– Заткнитесь! – орал Вовка. – Хватит орать!

– Я на мотоцикле, Жора! Покатаешь?

– Прекратите! – мужчина с собакой возник неизвестно откуда. – Вы что, совсем? Что вы делаете?

– Дядя! Дядя! Спаси! Он убьёт нас!

– Покатаешься? – радостно спросил горбун заступника. – Я помню – ты Семёнов из шестой школы. Покатаешься?

– Всё ясно, – мужчина поправил очки, неловко задёргался. Собака не переставала тявкать.

– Дяденька! Не уходите! Мне страшно!

– Сейчас, дети. Я просто добегу до наряда. Сотовый не берёт. Всё будет хорошо.

– Жаль, – обиделся дядя Федя и ткнул мужчину под дых, тот охнул, упал, взвизгнула собака.

Горбун пинал голову очкарика, требовал извинений за то, что тот называл его когда-то «уродом в жопе ноги», а теперь не хочет кататься. Дети орали, и Володя знал, как сделать их тихими. Он хватал непослушных за волосы, дёргал, резал ножом по горлу и шипел:

– Веди себя хорошо!

– Хрен с ним, Володя. Ты же на самом деле – Володя? Я помню! Катай нас! Ту кнопку, Володя! Кнопочку! Поехали!

Горбун и сейчас сидел на мотоцикле. Карусельщик напоминал верблюда, выставленная грудь с торчащим в ней ножом усимметривала природный нарост на спине. Вовка завопил, забыв про «блестящих». Нет! Не может быть! Он не хотел! Споткнулся о натянутый поводок – мёртвая собака прыгнула к ноге – поднялся и побежал по центральной аллее. Радужная, залитая кровью карусель, осталась позади.

– Куда же ты? Ещё кружок! Ещё! Ещё! – бился в висках хрип горбуна. Он не хотел вести себя хорошо, поэтому цап-царап…

– Мужчина, остановитесь! – эхо отскочило от обелиска и ударило по ушам. – Стой, кому сказано?!