Бейкер стоял с лицом уставшего, но терпеливого родителя.

— Это ужасно, Уилли. — Он мягко улыбнулся. — Может быть, мои слова больно ударят по вашему самолюбию, но в сексе она была неразборчива, как курица. Обыкновенная деревенская курица. — Голова повернулась к Тенни. — Помнишь ее девиз?

— Ку-ка-ре-ку! — пропел тот. — Петушок сойдет любой!

— Наживка, — сказал я. — Для Понсико, меня, для… других?

— Наживка, — согласился Бейкер. — Вам приходилось ловить рыбу на мушку?

— Нет.

— Восхитительное занятие. Свежий воздух, прозрачная вода, насаживаешь мушку на крючок… К сожалению, даже лучших из них после нескольких поклевок приходится заменять.

— Малькольм Понсико — он что, потерял энтузи…

— Ему не хватило убежденности, — вмешался Тенни. — Оказался безвольным пескарем, если хотите. Мы очень скоро поняли, откуда тянет гнилой рыбой.

— Уилли, — с упреком в голосе обратился к нему Бейкер, — доктор Алекс может подтвердить, что избыточное и неуместное употребление в речи каламбуров является одним из симптомов душевного расстройства. Не так ли, доктор?

— Так. — Слово выговорилось без всяких затруднений и прозвучало музыкой, по крайней мере, в моих ушах. В голове понемногу прояснялось.

— Вам стало лучше? — Каким-то образом Бейкер уловил это.

Он взмахнул рукой, державшей шприц. Я услышал, как что-то звякнуло, похоже, на время его отложили в сторону. Перетянутые ремнями конечности теряли чувствительность, тело растворялось. Или это сказывалось действие наркотика?

— Расстройства на какой почве? — спросил Тенни. — Депрессия? Мания?

— Мания. И гипомания.

— Гм-м-м. Мне не хочется быть гипо-черт-знает-кем. — Он пощипывал бороду. — Вот, оказывается, почему я такой раздражительный, — продолжал Тенни. — И не могу терпеть рыбу — ни пескарей, ни упрямых бычков.

— Какой тонкий юмор, — сказал я.

Он побагровел. Перед глазами у меня встал Рэймонд Ортис, в страхе жмущийся к стене туалетной кабинки.

— Я не стал бы его злить, — с отеческой заботой произнес Бейкер. — Уилли легко выходит из себя.