– Да ладно, я вижу, что ты ссышь от радости.

– Собаки. Они нас догонят.

– Не догонят.

Миша прислушался. Никакого собачьего лая.

– Что с ними?

– Я не знаю. Я что, собаковод? Они струсили, сбежали. Может, увидели, что их хозяева разлеглись в тенечке поспать, и сбежали, чтобы поиграться в лесу или еще что-то. Да и хрен с ними. Нам предстоит долгий путь. Вперед.

Она пропала. Ушла из поля зрения. Миша попытался повернуть шею, но шея то ли опухла, то ли ее парализовало. Но он не мог ее повернуть. Заржавели шарниры. Он поднял руку к лицу и вздрогнул. Культя была будто сожжена. Кровь прилипла черной коркой. Кожа обуглилась. Напоминало картинку с постера «Они курили в постели». Но ведь Миша не курил. Откуда у него эта херня?

– Нравится? Моя работа.

Он таращился на руку. Рот открылся, и оттуда вывалилось «ма-а-а». Он поднял вторую руку и даже успел вздрогнуть от предчувствия беды. Но левая рука была нормальная. Подумаешь, покусанная собакой. Кровь тоже остановилась. Правда, рука эта сгибалась очень плохо. Почти не сгибалась. Механизмы скрежетали.

Кто-то потянул Мишу за шиворот. И кусты сказали ему «пока-пока»

– Быстро перебежим, тут недалеко. И переждем еще пару дронов. Если тебе интересно, то сюда идет отряд. Теперь уже не из четырех человек. Двадцать. Все вооружены. Новые собаки. Но есть и хорошие новости. Берлинская швабра проблевался, когда увидел, что произошло с теми парнями в масках. Он плакал. Потом убежал и заперся в машине. Ну совсем как дитятя. Так что дронов стало на одного меньше. Но это временно. Скоро его вытащат из машины мужики и напинают под зад.

Над Мишей проплывали верхушки деревьев, которые уткнулись в небо. Он чувствовал, что его волочат по камням. Что-то впивалось ему в спину, иногда очень больно. Но боль была терпимой. Он чувствовал себя как под наркозом. Может, его нервная система перезагружалась после такой атаки и пока не могла передавать сигналы. Он надеялся, что она вообще откажется восстанавливаться, переживать снова ту боль ему не хотелось. Слишком мучительно.