«Мама, как ты меня тащишь? Ты же умерла».
– Я-то? По-моему, ты больше похож на труп, чем я. Я вон, смотри, справилась с теми поганцами, пока ты валялся на земле, как мешок.
Я-то? По-моему, ты больше похож на труп, чем я. Я вон, смотри, справилась с теми поганцами, пока ты валялся на земле, как мешок.
«Я об этом и спрашиваю. Как ты это сделала? Я похоронил тебя в прошлом году. А теперь ты тащишь меня по лесу за шкварник, как этот самый мешок».
– Все легко и просто. Ты выпустил меня. Я никогда не уходила дальше твоей головы. Ну посидела там немного и вот вышла. Сейчас оттащу тебя в безопасное место и вернусь обратно.
Все легко и просто. Ты выпустил меня. Я никогда не уходила дальше твоей головы. Ну посидела там немного и вот вышла. Сейчас оттащу тебя в безопасное место и вернусь обратно.
«Я все равно не понимаю. Если ты умерла и живешь в моей голове, как ты можешь тащить меня? Я же живой, из крови и плоти, а ты – мой вымысел, моя больная фантазия. Как?»
Небо замерло. Кто-то снова ущипнул Мишу за ребра.
– Ой! – воскликнул он.
– Похожа я на фантазию? А? Может фантазия так кусать?
Похожа я на фантазию? А? Может фантазия так кусать?
Миша прижал левую руку к тому месту, где его ущипнули.
«Хватит щипаться, мне это не нравится».
Она ущипнула еще раз, только в другом месте.
– Да хватит, – прошипел он.
– Не ори.
Не ори.
Но ором это назвать было нельзя. Миша шептал. Он не мог говорить своим голосом.
«Мама, я очень хочу пить. У меня от жажды раскалывается голова».
– Сейчас будет река, напьешься вдоволь, – сказала она и расхохоталась.