— Слушайте, я прекрасно понимаю, что папа умер, — сказал Григорий. — Все, чего я хочу, это сделать так, чтобы он не был забыт.
— Но вы же говорите о поэте, — напомнил Артем. — Все, что он успел написать, останется в этом мире. Все, что не успел — не останется. Вы серьезно считаете, что ваши жалкие потуги чего-то дописать к папиным черновикам помогут сохранить его память?
— Жалкие потуги? Раньше вы по-другому говорили.
— Раньше я притворялся и врал. Издержки профессии. А сейчас говорю чистую правду: вы хотите издать новую книгу отца, потому что для вас это будет косвенным доказательством продолжения его жизни. Ваш мозг цепляется за любую, самую маленькую надежду, чтобы доказать себе, что произошла ошибка и на самом деле ваш папа жив и здоров.
— Знаете что? — возмутился Григорий. — Можете шантажировать меня сколько угодно, но если вы меня позвали, чтобы я забыл о своем отце — лучше я в тюрьму сяду.
— Без проблем. Но для начала все-таки вспомним, о ком идет речь. Вы хорошо знали отца? Расскажите мне о самом счастливом моменте, связанном с ним.
— Просто рассказать?
— Да. Я хочу понять, кем он для вас был.
Григорий пожал плечами. Почему бы и нет? Он подумал и вспомнил свой день рождения, когда ему исполнилось семь лет. Как водится, пригласили детей — друзей именинника. Но папы на празднике не было, он появился только к вечеру. Как оказалось, он весь день искал модель самолета, чтобы подарить сыну.
— Он искал именно ту модель, о которой я говорил, — рассказывал Григорий. — Хотел сделать сюрприз.
— Но вы же не видели, как он ходил по магазинам? — возразил Артем. — Может, ваш папа ходил по своим делам, а модель была заранее куплена?
— Нет, я знаю, он полгорода объездил, чтобы найти! — настаивал Григорий.
— Постойте! А это не та модель, которую я разбил у вас в квартире?
— Та самая!
— Тогда объясните, почему этот прекрасный подарок стоял не в детской, а в папиной комнате?
Григорий взглянул на психолога с неприязнью.
— Я обязан отвечать на все ваши бредовые вопросы или можно выборочно?
— Мне не обязательно. Попробуйте ответить хотя бы самому себе.
— Вы можете мучить меня, сколько хотите. Я буду честно ходить на ваши дурацкие сеансы, но это ни черта не изменит.
— Почему же?