Игорь снова чуть склонился к ней. Произнёс:

– Ну, я хоть как-то реабилитирован?

– Хоть как-то, – отозвалась Ванга. Убрала фото. Эту сумочку ей также подарил Игорь. Как и многое другое.

– Спасибо тебе большое, – сказала она Дюбе. – Если понадобится…

– Да, – кивнул Дюба. Снова улыбнулся. – А я вспоминал тебя, – признался он. – Ты хорошая. Это хорошо, что ты… дружишь с командиром. С тёзкой.

– Наверное, – тихо откликнулась Ванга.

– Приезжай ещё, – позволил Дюба.

Теперь Игорь хмыкнул.

Дюба серьёзно посмотрел на Вангу, указал на сумочку, куда она убрала фото. Тень всё-таки на мгновение упала на его лицо. Ванге даже показалось, что он смотрел на её сумочку с опаской.

– Это хорошо… Ты… приезжай, – повторил он. Помолчал. А потом сказал что-то странное: – Тебе придётся сделать так, чтобы здесь стало темно, – теперь он указал на своё сердце. – А потом придётся научиться там видеть.

31. Крестный путь (метод тыка)

31. Крестный путь (метод тыка)

– Шерше ля фам, говорю я и иду по квартире. В папиных тапках. Мои тоже ничего, с рожицей, мне нравятся. Просто его на два размера больше, ходить удобней. Хоть глазки на компьютерах перестала заклеивать, видеокамеры, а то и правда на паранойю было похоже. А чего?! Где-то читала, что русские хакеры могут следить за вами через видеокамеры, даже если машина выключена. Не знаю, как такое возможно, но я же не хакер. Так, соображаю чуть-чуть. Папины уловки надуть меня были наивны, но он этого не знает. Для его же блага, а то совсем запарится.

В книжках всё, что потом с героями случается, связано с их детством. Происшествия всякие, травмы. Я в это не верю! Сколько уж можно авторам талдычить старую песню? Нет, я Фрейда читала, интересно, не спорю, но как будто нельзя свихнуться в зрелом возрасте. Сколько мальчиков из хороших семей творили потом такое, что мало не казалось. И девочек. Писатели дают картинку, удобоваримую для читателя. Чтоб не особо пугать бедняжечку. А то вдруг ты родился таким, и хоть там счастливое у тебя было детство, или наоборот – ужасное… Иногда, конечно, этот упрощённый фрейдизм работает, более чем, тут я тоже не спорю. Иногда это не выглядит отстоем с позапрошлого века. У него, например. У моего любимого писателя. Одного из… По крайней мере, когда он – Форель, и пишет про Телефониста. Может, потому что частенько иронично выглядывает из-за своих этих конструкций и как бы подмигивает читателю. А иногда он становится больше своих конструкций и ироний; вот тогда он – настоящий, когда отпускает себя, тогда он знает какую-то такую правду, что оторопь берёт. Только не понимаешь, с радости или от жути. Я этих «Танцующих на крышах» тоже читала, мне меньше понравилось. Там автор как бы немного прячется, не – книжка очень искренняя, конечно, но он как бы… за саму эту искренность и прячется. А здесь, в Телефонисте, эдакая условность жанра, здесь ему не от кого прятаться, и некоторые моменты, как ни странно, прямо искренней… «Танцующие» – роман даже не про любовь, а о любви. И о ревности. Поэтому всё так трагично. О невыносимом несоответствии представления и живых людей, которые, при всём несовершенстве, при всех пороках, всё равно лучше. Потому что любовь только и есть та, которая в людях, на которую они способны. А всякая «небесная» – опасная идея, потому что химера. Неважно – к близким, к Богу, Родине, детям или к тому единственному, который суженый. По крайней мере, так я поняла.