44. Этой же ночью (Эндшпиль)

Он шёл по ярко освещённой улице, и ночная прохлада обдувала его лицо. К этому подъёму, эйфории добавилось головокружение, и вдобавок пересохло горло, надо было присесть. Он не до конца осознавал, что произошло, скорее всего, вернулся из сна и помнил обжигающую боль в руке, впрочем, непродолжительную. Потрогал рукав чуть выше локтя – липкое, много, да его кто-то продырявил! И теперь с него капает кровь, оставляя за собой след. Почему-то это обстоятельство он нашёл забавным:

– Как Гензель и Гретель, – пробубнил он и захихикал.

Мимо проехала машина, открытая, и ему что-то крикнули. Про месть Альтрона. Он захихикал ещё громче и показал им кулак. Все остались довольны. Однако редкие прохожие вели себя не столь безответственно, косились на него с подозрением и предпочитали обойти стороной. Ну конечно, он же продырявлен! Ежу понятно… Он запустил в отверстие палец – вообще-то, рука занемела и была горячей. Ему необходимо присесть. И попить. Он остановился. Напротив был «Макдоналдс». Увидел своё отражение в зеркале и не сразу поверил, что это он. То, что было на нём надето, привело его в восхищение. Костюм был великолепен! Где он его взял? Чёрный, да ещё сзади что-то болтается, красавец просто. Надо всегда ходить в таком.

– Интересно, в этом «Макдаке» обслуживают злодеев-супергероев и всяких бяк из комиксов? – с важной рассудительностью заявил он и снова захихикал. Только голова закружилась сильнее. Ему надо попить и присесть. Но прежде надо сделать кое-что другое. Он ещё помнит, что, не такой дурак. Надо успеть всё закончить, потому что… эндшпиль.

– Неожиданный, однако, оборот! – этот приступ предельного веселья, уже в полный голос, опять омрачило головокружение. Всё просто: он истекает кровью, надо срочно перевязать руку и попить. Присоединиться к весёлым зайкам и клоунам в «Макдоналдсе» на правах Бэтмена и попить кока-колы. Много.

Вместо этого он сел на бордюр, постаравшись укрыться, хотя его всё равно скоро найдут. Бэтменам в развевающихся плащах с кровавым подбоем нельзя гулять по улицам Барвихи, запрещено, харам, как говорят наши братья-мусульмане. Он прыснул и извлёк телефон. Обстоятельная переписка с Ольгиным мужем привела его в недоумение. Он не помнил такого, чтобы писал какие-то угрозы этому злобному лысому клоуну. Да он вообще пишет угрозы только в собственных книгах.

– Ну… наверное, – пробормотал он, пытаясь сосредоточиться. Экран телефона в его руках расплывался. Ему надо было сосредоточиться в прямом смысле, он вдруг обнаружил, что забыл слова. Некоторые. Вот имя Сухова он помнил. Да, собственно говоря, ему-то и необходимо сейчас написать. Сухову. Потому что к звукам ночной трассы добавились далёкие пока патрульные сирены.