И Ольга вдруг поняла. Или ей показалось, что поняла:

– Мадам? – произнесла она быстро. – Да?! Ты говоришь о ней?

– Мадам, – ухмыльнулась она. – Эта обо мне не знает. Но сильная, стерва, не пускает меня. Я её знаю, а она меня нет, – опять этот смех, похожий на каркающее бульканье. – Нас не представили.

– Пожалуйста, отпусти, мне больно, – снова попросила Ольга.

– Мадам… Даже в толк не возьму, откуда взялась эта сердобольная клуша, – она в удивлении посмотрела на свою руку и разжала пальцы. – Появилась недавно… у писателя твоего. Описаюсь от её заботливости. Это наш брат, он ей верит. Но меня не проведёшь!

Её глаза хитро заблестели, она посмотрела на кофеварку.

– Нет, я говорила об этой малолетней сучке, – словно успокаиваясь, пояснила она. – Полная соплей, смятения и бабьего дерьма. – Ухмыльнулась. – Всё ноет, что её трахал наш папаша, а самой нравилось. Приятно было!

– Нет, – сказала Ольга.

– Невинная восемнадцатилетняя давалка, – опять этот кудахтающий смех, только в росчерке губ появилось что-то брезгливое. – Плакала и давала… А разбираться мне со всем приходилось.

– Нет, – тихо повторила Ольга.

– Что нет?

Ольга чуть сама не взяла за руку свою старшую сестру, но не знала, в какие бездны это может утянуть, и всё-таки решилась:

– Тебе не было приятно.

Та посмотрела на неё с удивлённой ухмылкой, как смотрят на глубоко наивных и заблуждающихся людей; если и была мгновенная молния гнева в её глазах, то она уже прошла:

– Ушам своим не верю: ты меня ещё тут пожалей, – взгляд наполнился презрением. – Насрать я на вас хотела! Было ей приятно, ясно?! Даже очень было! – усмехнулась каким-то страшным грудным голосом. – Уж я-то знаю.

– Это ты её заставила, да? – быстро проговорила Ольга: теперь в глазах её собеседницы опять мелькнуло это отсутствующее выражение. – Рукопись… Ты?!

– Ага! – с ухмылкой подтвердила та. – Как миленькая послушалась. Они, давалки, все такие – плачут, но делают. Когда сосут – тоже плачут.

– А он ведь даже не догадался.

– Не-ет, – снова ухмылка. – Мадам бы этого никогда не сделала, клуша, вот и не догадался… Не то, что давалка.

– Ниточки завязывала? – сказала Ольга.