Луис не мигая смотрел на Джада. Тот отпил пива.
– Но это не важно. Есть много мест, на которые претендует куча народу, там все так запутано, что сам черт ногу сломит, и только законники делают деньги на тяжбах. Черт, еще Диккенс об этом писал. Думаю, что в конечном итоге эти земли вернутся к индейцам, как и должно быть. Но сейчас это не важно, Луис. Я пришел, чтобы рассказать тебе про Тимми Батермэна и его отца.
– Кто такой Тимми Батермэн?
– Один из тех двадцати парней из Ладлоу, которые отправились за океан воевать с Гитлером. Он ушел в сорок втором, а в сорок третьем вернулся в накрытом флагом гробу. Погиб в Италии. Его отец, Билл Батермэн, прожил в этом городе всю жизнь. Он чуть с ума не сошел, когда получил телеграмму… а потом вдруг успокоился. Понимаешь, он знал о старом микмакском могильнике. И уже все для себя решил.
Луиса снова пробрал озноб. Он долго смотрел на Джада, пытаясь понять, лжет старик или нет. В глазах Джада не было лжи. Но сам факт, что он решил рассказать эту историю только сейчас, вызывал подозрения.
– Почему ты не сказал мне об этом в тот вечер? – наконец спросил он. – Когда мы… когда мы закопали кота? Я тебя спрашивал, не хоронили ли там людей, и ты ответил, что никогда.
– Тогда тебе не нужно было об этом знать, – возразил Джад. – А теперь нужно.
Луис долго молчал.
– Он был единственным?
– Единственным, кого я знал лично, – мрачно ответил Джад. – Но единственным
Он посмотрел на свои руки в старческих пятнах. Часы в гостиной негромко пробили половину первого.
– Я решил, что человек твоей профессии знает, как определить болезнь по симптомам… и решил поговорить с тобой напрямую, когда Мортонсон из похоронной конторы сказал мне, что ты заказал могильную коробку, а не запечатанную камеру.
Луис долго молчал, пристально глядя на Джада. Джад густо покраснел, но не отвел глаз.
Наконец Луис сказал:
– Похоже, Джад, ты суешь нос в чужие дела. Это меня огорчает.
– Я не спрашивал у него, что именно ты заказал.
– Напрямую, может быть, и не спрашивал.
Джад ничего не ответил и, хотя покраснел еще больше – теперь его лицо цветом напоминало почти созревшую сливу, – все-таки не отвел взгляд.
Луис тяжело вздохнул. На него вдруг навалилась усталость.