Не знаю, как все прошло, но через мгновение я оказался на улице. Есть ли на мне верхняя одежда? Обувь? Не могу сказать, я вижу картины, как будто я незнакомец, выглядывающий из собственный глаз. Снова идет снег. Темно. Полова болит, и, когда я прижимаю кончики пальцев к вискам, замечаю, что надел налобный фонарик.

Только тогда я понимаю, что делаю. Шаг за шагом иду по Лунтмакаргатан и поворачиваю направо на Туннельгатан. В ресторане «Богемия» выключен свет, он пуст. Я не чувствую холода в ступнях, поэтому, наверное, на мне все же надеты ботинки. Двигаюсь к Брункебергскому туннелю.

Снег заглушает все звуки, или просто нет звуков, которые можно было бы услышать. Пород приглушен, все движения замерли. Нет ни единого следа на слое снега, который покрывает лестницу, ведущую к улице Дёбельнсгатан. Я моргаю от снежинок, попадающих в глаза, и зажигаю фонарик. Конус света пронизывает снег и освещает стеклянные двери туннеля.

Ребенок стоит там вместе с тигром, как будто они ждут меня. Я подхожу ближе. У ребенка поднят воротник и опущена голова, только когда я оказываюсь совсем рядом с ним, он поднимает глаза и жмурится от света.

Между нами не больше полуметра, и, хотя стекло грязное, я ясно вижу лицо ребенка. Пошатываюсь и хватаюсь за кирпичную стену. Лицо больше похоже не на лицо, а на плохо заживший шрам.

Через все лицо идет разрез в форме косого креста, X, от левого виска до правой челюстной кости и от правого виска до левой челюстной кости, таким образом, шрам разделяет лицо на четыре части. Глаза в двух разных частях, а рот в третьей. Спинка носа повреждена – там, где линии пересекаются. Кто-то сделал этот разрез с чудовищной силой. Я больше не могу смотреть, и когда опускаю глаза, снег приближается слишком сильно, и я понимаю, что упал на колени.

Сквозь стекло слышу, как ребенок мурлыкает: «Со мною всегда небеса». Звук удаляется, когда он уходит по туннелю, но я не поднимаю глаз. Рисую пальцем крест на снегу, а брюки намокают на коленях.

* * *

Когда я проснулся в середине дня, то обнаружил, что лежу на полу у себя дома. Ночью я, должно быть, замерз, потому что натянул пальто. Брюки на коленях были влажными, и события ночи, вероятно, произошли в одном из миров или на границе между ними.

Рана на правой руке покрылась тонкой корочкой, а левая рука болела, потому что я на ней лежал. Пыль с пола щекотала нос, я сильно чихнул, и чихание отдалось в голове. Это заставило меня выпрямиться.

Это заканчивается.

Кожа на шее и спине натянулась, когда я обхватил руками колени и подтянул их к подбородку. Я все время чувствовал себя несчастным, а утешение луга должно было исчезнуть – для меня, для всех нас. Вскоре останется только февраль. Февраль и плоские, серые дни, через которые надо себя тащить.