– Реми, сэр, по-моему, его мозги не в том состоянии, когда…

– Займись своими мозгами, Мэгги. А потом возвращайся сюда. Мы все уладим.

Мой босс вешает трубку. Мне бы так хотелось поверить, что он прав!

Но я не верю.

– Поехали, – говорю я Честеру.

Мой помощник завис над телефоном, кликая по карте.

– Ищу ближайшую больницу – для вашего сотрясения?

– Я в порядке. Просто надо было объяснить Реми, почему он еще какое-то время меня не увидит. Мы едем обратно туда.

И я указываю на дорогу к Санктуарию.

102 Сара

102

Сара

Я сижу на узкой металлической койке как можно дальше от дочери: та прислонилась к стене. Я наблюдаю одним глазом (второй заплыл полностью), как Харпер смотрит на охранников по ту сторону решетки.

Эта пара нас караулит с пистолетами в руке – с тех пор, как нас сюда бросили. Один пистолет наведен на меня, второй – на моего ребенка.

Когда Харпер смотрит на них, и особенно когда она улыбается, оба копа сражаются с инстинктивным желанием шагнуть прочь. Им кажется, что они пытаются бороться с тягой к привлекательной юной задержанной. Но действительно ли их к ней влечет – или же они ее боятся?

Или и то, и другое?

Что если они реагируют на знаки, которые извиваются по коже моей дочери? Их нанесли иглой для татуировок. Потому что нельзя ошибиться относительно того, что я увидела на теле Харпер, когда она расстегнула гидрокостюм, а тонкая маечка под ним задралась и открыла ее живот. Теперь я понимаю, почему она последние полтора года прятала от меня свое тело. Почему начала носить длинные рукава и джинсы. Почему дверь ее спальни всегда закрыта.

Конечно, по мере того как Харпер становилась прекрасным холстом, я мельком видела какие-то картинки, разворачивавшиеся на ее коже. Змею, обернувшуюся вокруг лодыжки. Перо, повисшее на обеих ключицах. Но я никогда не видела ее живота. И теперь знаю, почему. Потому что там, среди гибких лиан и цветов висят темные, гнилые плоды. Древние знаки.

Я видела знак «Повеление». Знаки «Погибель» и «Незаметность».