– Хенрик стукач? Не думаю.

– Нет, но он наложит в штаны от страха. Речь идет о ста килограммах.

Трещина увеличилась, и маска лопнула. У Матти отвисла челюсть, а зрачки вращались, как шарики в пинболе.

– Сто?

– Да, сто.

Матти поднял руки, приложил ладони к вискам, одновременно вдыхая и медленно выдыхая. Его глубокие карие глаза уставились на Линуса, и он сказал:

– Ты серьезно.

– Абсолютно серьезно. Сто кило. Завтра в восемь вечера.

– Но, блин, как мы… то есть… это же… – Матти убрал руки с головы и начал размахивать ими перед собой, шагая взад-вперед по Берлоге.

– Сложно, – сказал Линус. – Но придется как-то справиться. Выстроить организацию.

– Но это же… сто кило… я… где?

– Пришлю сообщение за полчаса. В полвосьмого.

Матти остановился. Сделал шаг к Линусу, в глазах блеснула злоба:

– Что, думаешь, я бы…

– Я ничего не думаю, – ответил Линус. – Но мы действуем так.

Матти снова зашагал, но теперь еще и пыхтел, как разъяренный бык. Дело не в том, что Линус не доверяет Матти, а в том, что Матти должен уяснить, кто здесь принимает решения. А доверяет ли Линус ему на самом деле? Да, на девяносто девять процентов. Но того последнего процента достаточно, чтобы осадить Матти, и пусть изображает быка, сколько влезет.

– Прекрати, – сказал Линус. – Ты в деле. Сделаем это вместе.

– Еще мне не нравится, что Хенрик ушел в тень.