Вот только есть нюанс. Стрела господа может оказаться шаровой молнией. И тогда мне хана. Да даже без болезней такая стрела – осознание того, что надо жить свободно, – может добить человека еще быстрее, чем жизнь по инерции – наркоманей, случайно подхваченным СПИДом, алкоголизмом или еще чем. Не каждый понимает, как пережить осознание этого момента перемены в себе и не уйти в себя и не просрать себя, а, наоборот, открыть для себя целый мир. И я не осознавал. Я просто стал уродом, который потерял деньги, девушку, общение с друзьями, все чувства, и теперь…

Опа. А вот это интересно.

У меня резко кружится голова, и мир переворачивается с ног на голову. Меня рвет на лету, и я падаю лицом прямо в лужу собственной блевотины. Не очень-то приятно, хотя и тепло. Все тело пронизывает дикая боль, и я ору, что есть сил, потому что кажется, что так может стать легче.

Рядом останавливается какая-то машина с мигалками, и я молю небеса, чтобы это были не менты, но кто, кроме них?

Меня поднимают рывком, и наступает темнота.

Вернувшись домой, я обрушиваюсь на диван и понимаю, что не узнаю собственного жилья. Мерзкий, грязный притон, на котором так и написано, что он достался мне по наследству. Шов после повторной операции ноет до сих пор, хотя прошло уже недели три. Я пытался настаивать, чтобы после отсечения второй тестикулы меня оставили в покое и дали уехать домой, но Алена настояла на том, чтобы за мной присмотрели в стационаре. Я не мог смотреть ей в глаза даже когда она приходила поговорить, а вот с лечащим врачом я поговорил основательно.

Благодаря связям и деньгам Антона – Алена ни разу не скрывала это, и даже с этого начала, – мне провели операцию во внеплановом порядке и назначили гормональную терапию. Фактически, меня не особо-то и спрашивали, надо ли оно мне, потому как риск перехода в четвертую стадию оказался настолько высок, что решать нужно было буквально за день. Как оказалось, первая операция и все те хождения по мукам в виде «химии» были напрочь неэффективны, и рак продолжал работать дальше. Его немного приостановили в плане развития метастаз таблетки, но все это было в пользу бедных. Я продолжал умирать и истощаться все те недели после операции, потому что во мне была вторая бомба замедленного действия. Теперь я понимаю кота, который был у меня в детстве. Страдал, бедняга, без шаров. Только я не страдаю. Я еще пытаюсь осознать. И получается не очень здорово.

Володя наливает себе еще стопку и в очередной раз возмущается тем, что я не пью.