– Слушай, я знаю, что нет прощенья этому, но че мне делать теперь? Косяк уже есть. Я пытался ее трахнуть. Я не мог молчать. Я представлял себе все это, и то, как мы с тобой близки, и…

– Исчезни, – прохрипел я, не глядя на Серегу.

– Да бл…

– Я сказал – свалил отсюда, можно бегом! – дальше я уже негромко лаял и был готов встать и одеть Сереге на голову стул, но не за то, что он пытался «присунуть вялого» моей женщине, а за его настойчивое желание извиняться.

Серега ушел, не дожидаясь беды. Всю дорогу к выходу оглядывался, словно ожидая, что я вытащу ствол и начну палить ему в спину. А я весь вечер глушил виски в баре. Пытался залить ту огромную кучу дерьма, которая скопилась внутри за все это время, но виски лишь мешалось с дерьмом, превращаясь в однородную вязкую массу, и я увяз в этой трясине по уши. Запил все полученное апельсиновым соком, встал, ощутив, как мир вокруг качается без моего одобрения, проковылял к выходу и поехал домой. Я ехал, будучи пьяным в дрызг, но даже наряд ДПС, какое-то время случайно следовавший прямо за мной, меня не смущал. Я смотрел на дорогу, но видел пустоту. Смотрел в салонное зеркало заднего вида на себя, но видел лишь бесформенное нечто. Я ехал без световых приборов и не обращая внимания на светофоры. Не помню, как я добрался домой, но утром я обнаружил «мерседес» криво припаркованным прямо на газоне, которому предшествовал бордюр, несовместимый с клиренсом моей машины. Подивился своей ловкости. Сел внутрь. Заплакал.