И преследовал ее запах перемен – веяло грехопадением, трупной затхлостью. Она ненавидит себя, и демон этот, причмокивая, пожирает ее. Он родился недавно, гнездится в легких, душит. Если ситуация усугубится, она заболеет туберкулезом. Не мои проблемы, пока Лидия Николаевна никого не прикончила или не попыталась нарушить равновесие окружающей среды. Ее оберегает слабое сияние надежды. Должно быть, второй ребенок…
Я не читаю эмоции, подобно Александре, но мой нюх натренирован на дефекты, грязь и греховную натуру человека. Ненависть к себе пахнет стариковским потом, отдает гнильцой. Все это можно ощутить, если демон очень силен, как в данном случае.
Я не читаю эмоции, подобно Александре, но мой нюх натренирован на дефекты, грязь и греховную натуру человека. Ненависть к себе пахнет стариковским потом, отдает гнильцой. Все это можно ощутить, если демон очень силен, как в данном случае.
– Зовите меня просто Лида, пожалуйста. Не старуха, вроде, – принужденно улыбнулась женщина, заговорив тихим, мелодичным голосом и поднимая взгляд на красивого, но уж очень не по-юношески серьезного детектива.
Кристиан ответил спустя секунду:
– Как хотите. Для расследования мне понадобятся ваша честность и полное содействие. У вас есть фото дочери?
– Вот, новогодний снимок, – она торопливо, отчего-то волнуясь, вытащила из бежевой, элегантной сумочки пластиковый пакет. – И еще там ее предсмертная записка. Браслетик ее отдали, фенечку из бисера, но я не знаю, нужно ли это вам, – Лида вопросительно взглянула на детектива.
– Давайте.
Искусно вручную смастеренный браслет из оранжевых и зеленых бусинок со звоном лег на стол.
– Рассказывайте, как всё произошло, чего вы хотите и что вы сами думаете по этому поводу, – сложив пальцы домиком, спросил Кристиан, не прикасаясь к уликам, а только рассматривая их.
Средний уровень суицида среди подростков в России в три раза превышает показатель статистики по всему миру, и черная планка держится уже более восьми лет. Это тоже материальный след пребывания в обществе дьяволов.
Средний уровень суицида среди подростков в России в три раза превышает показатель статистики по всему миру, и черная планка держится уже более восьми лет. Это тоже материальный след пребывания в обществе дьяволов.
Я видел детей, будто зверей, в угол загнанных, отчаявшихся от непереносимости первой любви, от обрушившегося на них неожиданно безответного чувства. Видел их озверевших от бесприютности, от вины – самого невероятного, но частого из стимулов, который толкает их уходить. Получив двойку, не сдав экзамен, они медленно идут домой, стоят у дверей в подъезде и плачут, горько осознавая, что любовь родителей доступна, как суперприз, лишь сильным и полезным. Детей съедает самый чудовищный из естественных отборов – они сразу, в школе окунаются в гонку успешности, правильности для общества, запихиваются в рамки стереотипов, не соответствуя которым ты считаешься неудачником, что страшнее смерти. Поэтому у нас в России существует абсурд – нормально полагать суицид слабостью, несмотря на то, какой колоссальный порог и усилие воли приходится предпринять, чтобы пойти против инстинкта самозащиты и всего, что в мире дорого.