Но она не испытывала к жизни неприязни.

Если учесть строчку стихотворения, которую расшифровала мне моя ассистентка, тот, кто кинул ее на место преступления, во-первых, понимал поэзию. Во-вторых, он желал не смерти Алине, а бессмертия.

Нестыковка.

– Не стыкуется, – резюмировала Саша, подытоживая собственные размышления.

Спустя час по прилету во Владивосток, она сидела в номере босса, привычно по-кошачьи уместившись на стуле и запустив тонкие пальцы в растрепанные волосы, падающие на лицо неаккуратными прядями, и усиленно размышляла, пока Фишер лежал с закрытыми глазами, раскинувшись на кровати и изображая саму неподвижность.

– Не стыкуется, – девушка сказала это еще более утвердительно и недовольно, переводя требовательный взор на Кристиана. – Если убийца оставил строчку, как подставную предсмертную записку, значит, он… сочувствовал ей. Или не желал зла.

Вот и до нее тоже дошло.

– Смерть, как утешение? Как избавление? – бормотала Саша, кусая губу.

Детектив неожиданно сел, сконцентрировав внимание на Саше:

– Думай в этом направлении. Желательно, вслух.

Она медленно покачала головой со стеклянноуглубленным в мысли взором.

– Так нельзя. Интуитивные догадки, предчувствия.