Через пятнадцать минут он бы уже на месте.

Припарковавшись на взятой на прокат машине, он вышел и, отойдя шагов на десять, остановился.

Место встречи оставляло желать лучшего, но, надо сказать, для таких встреч было идеально. Грязные трущобы, очень даже подходящее для совершения всяких гадких делишек, включая убийство. Джек как-то отстраненно подумал о том, что не хотел бы умирать в подобном месте. Почему-то ему всегда представлялась своя смерть иначе. Ему казалось, что он будет убит у всех на виду, каким-нибудь киллером. Ему хотелось бы дожить до глубокой старости и умереть стариком, мирно и тихо, от старости и болезней. Но почему-то у него было ощущение, что до старости ему дожить не дадут. Слишком много он нажил себе врагов. И то, что он стоял сейчас здесь, было кричащим тому доказательством. Сколько раз его уже пытались убить, но впервые Джек задумался о том, что пора что-то поменять в своей жизни, что так больше жить нельзя. Он понял это только сегодня, когда увидел крохотный пальчик в целлофановом пакетике. Никогда раньше он не позволял страху брать над собой верх, но сегодня страх его одолел. Он готов был рисковать своей жизнью ради своих принципов, упрямства и всего того, что заставляло его все годы плевать в лицо врагам с их угрозами и попытками его раздавить. Но не жизнью Патрика. Не было ничего важнее жизни его сына. Это — его слабое место, которого никогда раньше у него не было. Именно таким сейчас и ощущал себя Джек, стоя на грязной улице в ожидании, беспомощным и слабым. Он не мог думать ни о чем, кроме маленького пальчика, лежащего в кармане его брюк. Пальчика, который там оказался только по его вине. Потому что он это допустил. Эта была боль, с которой он справиться не мог. Боль, мучающая его с того момента, когда ему сказали, что его сын погиб. Да, он не верил, но от этого боль его почему-то не становилась слабее. Она сидела в нем незаживающей раной, превратив всю его жизнь в муку. Да, он продолжал жить, работать, и держал эту муку в себе, никому не показывая. Бывали моменты, когда ему казалось, что терпеть это он больше не может, и тогда он доставал свой пистолет.

«Не можешь выдержать — у тебя есть пистолет» — вспоминал он слова своего отца.

Но что-то так и не позволило ему нажать на курок. Может, это был просто страх, трусость, а может, надежда, что его сын жив. Патрик часто ему снился. Он видел его здоровым и веселым, словно он где-то жил и приходил его навещать во снах. Обнимал, целовал, утешал.

«Не переживай, пап, я с тобой, я за тобой приглядываю. Я твой ангел-хранитель. Ты не плачь, у меня все хорошо. Мы увидимся, когда я вырасту. Тогда ты не сможешь меня забрать, заставить жить с тобой. Мы будем общаться, иногда встречаться, ровно столько, чтобы я не смог тебе навредить. А может, я смогу во всем разобраться, победить проклятие, и тогда мы снова сможем быть все вместе, я, ты и мама».