— Это хорошо.

— Нынче, например, Дачесс на школьном балу.

— Что-что? Дачесс отправилась на танцы?

— Это ежегодное событие. Для всех ребят. Эвергрин-Миддл огнями сияет — небось из Колд-Крика видно.

Уок рискнул улыбнуться. Если так, Монтана и впрямь способна к врачеванию душ. Ведь сколько навалилось на бедную Дачесс — а она не сломлена; живет как положено обычной девчонке.

— Что до Робина, по-моему, он припоминать начал…

Уок спустил ноги с кипы бумаг, прижал трубку к уху так плотно, что расслышал тяжеловатое стариковское дыхание.

— Пока ничего конкретного.

— Он называл какие-нибудь имена? Дарк, например?

Хэл, вероятно, уловил мольбу в его интонациях, потому что следующие несколько фраз произнес с максимальной мягкостью.

— Да нет же, Уок. Никаких имен. Робин постепенно принимает тот факт, что был в доме, когда убивали его мать. Это нам еще с психиатром повезло. Хорошая женщина — не давит, не допытывается, наводящих вопросов не задает…

— Честно говоря, я даже хочу, чтобы Робин ничего не вспомнил.

— Насчет этого я ее спрашивал. Она сказала, весьма вероятно, что это событие его память вычеркнула навсегда.

— Я за вас переживаю. За всех троих.

— Я начеку. С тех пор, как Дачесс увидела машину, по ночам дом караулю. Кто его знает, этого Дарка, — возьмет и вправду приедет… Дачесс не зря боится, по-моему.

— Вы и сейчас в дозоре?

— А как же. С винтовкой. Если что — сперва выстрелю, потом буду вопросы задавать.

Уок вяло улыбнулся. Бессонница брала свое — он теперь соображал туго, словно ночью некто вываливал из головы мысли, втаптывал их в пыль. Днем же Уоку все чаще случалось очнуться от забытья и обнаружить, что он едет по хайвею, а куда, зачем — неизвестно.

— Доброй ночи, Хэл. Будьте осторожны.

Уок повесил трубку, широко зевнул. Обычно в это время он бывал настолько утомлен, что отправлялся прямо домой и под стакан пива смотрел по И-эс-пи-эн что-нибудь усыпляющее. Но сейчас его одолевало желание встретиться с Мартой — не ради разговора, а просто чтобы не сидеть целый вечер в одиночестве.