– Вовсе я не пьян, Альма. Я просто… – пробормотал он и вдруг споткнулся о швабру, валяющуюся на полу посреди коридора. Альма опустила на нее взгляд и нехотя пояснила:
– Я делала влажную уборку.
– В час ночи?
– Не твое дело!
– Отлично, раз так!
Он развернулся назад к двери, ругая себя за то, что в очередной раз поддался гипнозу Ноя и пришел к этой сумасшедшей женщине, абсолютно невменяемой и неадекватной… Спасаясь бегством, Дориан схватился за ручку и потянул дверь на себя, но тут Альма обхватила его талию руками, и он застыл, позабыв о туфлях, о своей злости, о том, что у него болит голова.
Альма прижалась к нему сзади и, приподнявшись на носочках, поцеловала в шею. Дориан закрыл дверь, обернулся и отодвинул девушку от себя. В свете лампы он увидел, что ее щеки покраснели, а глаза подозрительно блестят.
– Останься, – шепнула она, сглотнув комок слез.
– А ты не прибьешь меня туфлей?
Альма рассмеялась сквозь слезы, и Дориан нахмурился. Невесомо коснувшись ее острых локтей, он спросил, почему она плачет. Ткань халата на ощупь была словно вода; переливалась под светом лампы в небольшой прихожей красным, бордовым, темно-синим. Дориану хотелось избавиться от него, но вплоть до того момента, пока он не расслышал сквозь сердцебиение ее больной шепот: «Я просто боюсь тебя потерять». Мгновение в ту же секунду потеряло все волшебство, Дориан опустил руки и в тысячный раз раскаялся в том, что пришел; что влюбил ее в себя и влюбился сам; что отнимает у нее время, тогда как у него самого совсем нет времени.
Он со вздохом произнес, глядя ей в глаза:
– Я не смогу быть с тобой всегда. Я…
– Я помню, Дориан, я помню… – поспешно пробормотала она, останавливая его до того, как он вновь повторит, что умирает. Она отказывалась в это верить, он видел. Хваталась за какую-то дурацкую придуманную надежду, что он лжет, а может, надеялась, что он чудом выздоровеет.
Сейчас Альма тянулась к нему, как цветок к свету, хотела очутиться в его руках, но Дориан не двигался, молча глядя в ее умоляющие глаза. Иногда ему хотелось оборвать все разом и сказать резким тоном, что у них никогда ничего не выйдет и он не сможет дать ей того, чего она хочет – будущего.
Но Дориан ничего не говорил. Он не хотел привязываться к ней потому, что знал: потом им будет больно. Теперь вместо верных решений он совершал ошибку за ошибкой. Когда позволил ей коснуться своего гладковыбритого лица и положить пальцы на его горящие от усталости веки. Он вновь совершил ошибку, когда не отстранился и почувствовал на своих губах влажный от слез поцелуй. Альма плачет, потому что чувствует его горечь или потому что жалеет, что он скоро уйдет?