Ной покачал головой, на мгновение прикрыв веки:

– Нет, я не человек.

Конечно же нет, хотела сказать я, но, открыв рот, смогла лишь исступленно выдохнуть от боли. Потому что в ту секунду, пока я разглядывала Ноя с головы до ног, пытаясь понять, с кем столкнулась лицом к лицу, кто-то встал позади меня. Этот кто-то насквозь прошил мое тело железным штырем от макушки до ног. Я открыла рот, чтобы закричать, но уже не могла. Неведомая сила не позволяла сделать вдох или моргнуть; я не могла ступить ни шагу, а подо мной растеклась багровая лужица – звук льющейся на пол крови был единственным, что я слышала.

А затем существо, стоящее позади меня, потянуло штырь вверх. Мучительно медленно, задевая каждый орган, разрывая вены – через макушку. Кровь брызнула фонтаном из ран; разлетелась струями в разные стороны, забрызгивая все вокруг. Штырь полз вверх, но я все еще не могла двигаться, оставаясь марионеткой существа, тянувшего мой позвоночник вверх стальными крюками.

Через тысячелетия, когда тело лишилось костей, мои ноги подкосились и я рухнула безвольной тряпичной куклой в объятия Ноя. Вместе с этим все погрузилось в долгожданную и уютную темноту.

– Ты мое солнышко… даже когда наступит закат и заберет тебя, я всегда буду помнить твои нежные лучи на своей коже… Даже когда планета растворится во тьме, даже когда ты сгоришь, мое солнышко, я буду помнить твои прикосновения… Ты крепко обняла мою талию, коснулась груди, уронила слезинку мне на ладонь. Ты каждую ночь шепчешь, солнышко, не умирай. Кая, никогда меня не забывай… – Я уже, кажется, слышала эту песенку. Как и в прошлый раз, она проникала сквозь толщу воды.

Я с трудом разлепила веки и увидела, как надо мной рябью пошло изображение Ноя. Он был далеко, светился белым, улыбался, тянул ко мне руки… Он был ангелом… Он – ангел…

…А потом он схватил меня за талию и вытащил из ванны. Никакого солнышка, как и в прошлый раз; над потолком люстра, в дверном проеме, словно каменный истукан, застыл Дориан с лицом, выражающим нетерпение, жалость, боль.

Когда я села, сплевывая воду, он опустил руки, скрещенные на груди, и переступил порог.

– Кая, ты как? Все еще болит?