– Я хочу, чтобы эта встреча стала для нас последней. Если я еще раз тебя увижу…

– Не увидишь. – Герман расправил плечи и убрал с глаз грязную прядь. – Ты сделаешь последний выбор, и игра закончится. Я уйду.

Кулак Бахтина врезался философу в скулу, отбросив его на спинку лавочки. Слюна брызнула изо рта, несколько прыщей лопнуло. По бугристой коже потек розовый гной. Герман смиренно улыбнулся.

– Умрут оба, – напомнил он.

Замахнувшийся было Бахтин опустил руку. В памяти всплыли слова матери, когда она призналась ему во всем: «Люди говорят, он болел. И я вроде бы помню, что он действительно болел, а вроде бы и не помню. Как будто память затолкали в мой мозг насильно».

Герман улыбался.

– Кто? – хрипло спросил Дима.

– Ты. Или твоя Катя.

Дима сжал кулаки. Ногти впились в ладони.

– Нет, нет, – повторял он, – не Катя.