Так и доехала, никаких мыслей не проносилось у неё в течение всей поездки, нужно было остыть: так организм защищался от перенапряжения. Однако, перейдя порог районного министерства внутренних дел, ей сразу же опять стало страшно. Она опять стала думать скверные мысли. Кружилась голова, хотелось всё бросить и умчаться домой. Пришлось пересиливать себя.
В кабинете угрозыска её принял какой-то лысый мужчина в форме с чёрными усами и толстым носом, который, по всей видимости, занимался тут всем, чем только можно. У Алёны Витальевны случился удивительный прилив хладнокровия, будто она и не плакала совсем. Стала рассказывать без запинок, и только дрожащая ладонь на столе выдавала общую её нервозность. На вопрос о том, сколько времени прошло с тех пор, как
— Женщина, да вы сдурели? Ещё суток не прошло, а вы уже в розыск подаёте. Потерпите.
— Нельзя терпеть, я видела его накануне, он не просто так ушёл. Его надо найти, срочно! Я чувствую, что с ним что-нибудь случится. — с надрывом произносила Алёна Витальевна.
— Подождите хотя бы до утра. Можете быть уверенны, уже к утру его где-нибудь найдут и отправят в вытрезвитель или домой, если он накуралесит где-нибудь. А если убежал, то это точно может подождать.
Алёна Витальевна слушала это, и слух резали эти нелепые слова.
— Мой сын — не тот случай.
— Надо же, а какой тогда?
Ей тяжело было это признать, что-то табуированное было в том, что могло случится. Она как могла подбирала эвфемизмы к тому ужасному, чего она так боялась.
— Вот как. Однако же это дела не меняет. Согласитесь, если имел место суицид, то, скорее всего, он уже его совершил, и нет смысла его тотчас искать. Позвоните в часов восемь, а лучше в девять. Документики оформите сейчас, а потом только сообщите, вернулся ваш сын или нет. Такое иногда случается, не переживайте слишком сильно раньше времени.
Матерь была уязвлена высказываниями этого должностного лица. В них было столько неприкрытого гнилья и цинизма, что в нём без должной концентрации и силы воли можно было бы утопить всё своё самообладание. Она спокойно выслушала доводы и так же невозмутимо спросила:
— Неужели сейчас ничего нельзя поделать?
— К сожалению, нет. Ждите.
Не видя больше толку в этом диалоге, она попрощалась и ушла. На улице уже было темно. Как только Алёна Витальевна вышла из здания, все её издержки и хладнокровие как рукой сняло. Нечто вонзилось в самые глубины её души. В её храме умиротворения началось мародёрство. Она всхлипывала, беспомощно улыбаясь. В её бумажнике не было наличных денег для обратного пути, поднялся ветер. Он колыхал её волосы как солому, а она, неся тяжкий груз, поплелась куда-то в сторону дома.