Неотец кивнул.
– Ну хорошо, Нейт. Я промыл тебе раны, – сказал он, кивая на флакон с отбеливателем.
– Отбеливателем?
– Лучшее дезинфицирующее средство на свете.
Нейт вспомнил, как отец, обжегшись ядовитым плющом, брал перочинный ножик, вскрывал волдыри и промывал их отбеливателем.
Этот человек – его отец? Или какая-то странная версия отца?
– Кто ты такой?
– Карл Грейвз.
– Ты не мой отец.
– Да, наверное, не твой. – Карл презрительно фыркнул. – Как и ты не мой сын.
– Твой сын. Ты называл его Нейтаном, не Нейтом?
– Совершенно верно.
Сбросив ноги с кровати, Нейт опустил их на пол. Половицы жалобно застонали даже от малейшего нажатия. И все тело Нейта также жалобно застонало – от боли в самых разных его частях. Она разлилась по костям с такой силой, будто его сбил грузовик.
– Карл, а ты со своим Нейтом ведешь себя дерьмово, издеваешься над ним?
Старик замялся. Затем резко протянул руку и отобрал у Нейта кружку.
– Буду внизу. Если захочешь, спускайся. Найду тебе что-нибудь съестное. А хочешь, оставайся здесь, пока не сгниешь в кровати. Дело твое.
* * *
Нейту потребовалось время, чтобы подняться на ноги и спуститься вниз. И дело было не только в боли и в завязанном узлом желудке. Прежде всего – в реальности, точнее, нереальности происходящего. Мир Нейта начал рассыпаться еще до всего этого, а затем последовала та ночь в тоннеле. В обществе Джеда и Джейка. Джейк – вправду его сын Оливер? И да, и нет. Как человек внизу – его отец и одновременно нет, Джейк – Оливер, но