И вот теперь из-за этого урода Нейт очутился здесь.

В своем доме, который не его дом.

Со своим отцом, который не его отец.

Отделен этим миром, а может, многими мирами от настоящих жены и сына.

Нейт встал, превозмогая боль, и спустился вниз.

* * *

Они ели молча, каждый из своей консервной банки. Нейт ел что-то похожее на «СпагеттиОс» из его мира, только вермишелинки не кольцами, а палочками. В остальном то же самое. Карл уплетал какое-то «рагу из индейки». Очень похожее на собачий корм, но, судя по всему, предназначенное все-таки для людей. Кажется, там… маринованные огурчики, что ли?

Нейт почти ничего не говорил. Он просто ел, блуждая взглядом по сторонам. Это был тот самый дом, в котором он родился и вырос, но только состояние его стало заметно хуже: стены в подтеках, доски кое-где вздулись, и, учитывая отсутствие электричества, тени казались длиннее, темнее, глубже. На улице было светло, шторы были раздернуты, но заколоченные окна не пропускали света. Он проникал лишь сквозь щели и трещины, яркими порезами полосуя противоположную стену.

– Неудивительно, что ты выбрал эту банку, – наконец сказал Карл.

– Это еще почему?

– В детстве ты очень любил такое.

– Не я. Он. Нейтан.

Карл недоуменно заморгал, пытаясь сообразить, в чем дело. Наконец он кивнул и попытался скрыть свою оплошность неуклюжим смешком.

– Ну да. Конечно. Конечно.

– Но наши «СпагеттиОс» мне действительно нравились. – Нейт помолчал. – Очень похоже. У нас… у нас другая марка, там, где я живу. Где жил. Как-то так.

– Как разрушился твой мир?

Нейт внутренне напрягся. Вопрос оказался таким неожиданным, таким откровенным, словно его окатили ведром ледяной воды.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ты ведь путешественник, не так ли? – спросил старик так, будто этот вопрос прояснял предыдущий, а не еще больше мутил воду.

– Путешественник?