Джейк замялся. В свете фонарика – теперь поставленного у Оливера между коленями – было отчетливо видно, как он борется. У него заработали челюсти, словно он пытался выковырять застрявшее между зубами семечко.

– Да, это так, – наконец дрогнувшим голосом признался Джейк.

– И ты хочешь положить ей конец. Вот в чем дело. Ты убиваешь всех и вся, чтобы убить боль внутри себя.

– И что с того? – Джейк издал нервный смешок. – Да что ты вообще знаешь о боли, Олли? Как я уже говорил, твоя жизнь не идет ни в какое сравнение с тем, что довелось вытерпеть мне. Однако я понял, как с этим быть, когда блуждал в темноте в старой угольной шахте. Мне показали дорогу вперед. Предложили путь. И моя боль дала мне ясность.

– У меня тоже есть боль. Которую дал мне ты.

– И она не дала тебе ясности?

– Пожалуй, дала. – Оливер сглотнул комок в горле.

– Вот и отлично. В таком случае давай вместе положим конец нашей боли.

И с этими словами Джейк щелкнул пальцами и крутанул запястьем…

* * *

Познакомившись ближе со своим повзрослевшим двойником, Оливер пришел к заключению, что не может видеть боль Джейка, потому что Джейк и его боль – одно целое. Оливер не представлял себе, как выглядят его собственные гнев и страх, так почему же он должен был знать, как выглядят чувства Джейка? С другой стороны, когда Джейк доставал что-то из предыдущей реальности, из своего Промежутка, Оливер видел что-то.

Лишь мельком. Мимолетное видение текучего мрака.

Искра страха, блеск чего-то еще более жуткого.

Боль.

Боль, которую невозможно сдержать.

Джейк свою боль скрывал, но не как отец Оливера, нет. Эта боль хранилась там же, где Джейк хранил все свои штуки…

В пространстве между мирами, в Промежутке.

Джейк или так страстно жаждал сохранить свою боль, или так боялся ее, что выдворил подальше.