Достаточно, чтобы начать побоище.

Наблюдая, Джошуа осознал, что прилагал усилия, чтобы дышать. Он знал, что это значит: его предвкушение усиливалось. Стэнтон был в одной из тех машин. Джошуа знал, что он ждет сигнала от своей команды, прежде чем выйти.

Джошуа позабавило, что Стэнтон доверился этим любителям. Улыбка коснулась его губ. Никто из этих людей не сможет защитить Стэнтона от самой большой угрозы тем вечером: от убийственного намерения Джошуа избавиться от ублюдка, который угрожал его семье.

Но это была угроза, которую Джошуа не мог претворить в действие. Пока не мог. Он должен был убедиться, что его семья в безопасности и что Стэнтон не принял мер, чтобы обеспечить их смерть в случае его собственной. Стэнтон должен был знать все это, когда он ответил на вердикт «все чисто».

Джошуа был слишком далеко, чтобы расслышать слова, и поэтому, чтобы увидеть реакцию, прижал глаз к прицелу.

Люди Стэнтона вернулись к первой и третьей машине. Из каждой вытащили по двое связанных пленников с кляпами во рту. Мужчину, двух женщин и ребенка. Всех проводили в домик и усадили рядом с Сарой.

Прицел Джошуа пронесся обратно, к среднему автомобилю, и он почувствовал, как его сердце замерло, когда появился Стэнтон.

Семьдесят девять

Семьдесят девять

– Черт. Не может быть.

Джошуа был обучен хранить молчание, сидя в укрытии в ожидании своего выстрела. Но на этот раз – впервые – он не мог удержать слова внутри.

Вид Энтони Хаверсьюма был одним из величайших потрясений в жизни Джошуа. Он подготовился к тому, что личность Стэнтона будет раскрыта. К любым неожиданностям. Или так он думал. Но Энтони Хаверсьюм? Бич североирландского терроризма? Такое ему даже не приходило в голову.

Теперь он задавался вопросом «почему». Потому что все оказалось очевидным. Смерть Нила Матьюсона расчистила путь Хаверсьюму к высокому посту; Матьюсон был единственным политиком с рейтингом одобрения, близким к рейтингу Хаверсьюма. Но стоять за этим убийством и при этом выдавать его за теракт? Это было слишком даже для Джошуа.

Шок длился недолго. Джошуа не был бы там, где он был, если бы не умел отряхиваться от неожиданностей. Но чувство предательства было не так легко проигнорировать. Хоть Джошуа и покинул армию много лет назад, он все еще сочувствовал военным. Разделял их отвращение по поводу отношения правительства к своим солдатам. Ненавидел, когда их отправляли на битву без достаточного финансирования и снаряжения. И он презирал стратегию Уильяма Дэвиса заключать политические соглашения с террористами. Он искренне верил в Хаверсьюма. В то, что он вытащит страну из болота. А теперь он знал, что все это – ложь.