Франческа медлит с ответом.

– Мы разобьемся, – наконец произносит она.

– Но что же будет? – не унимается Дерек. – Что произойдет?

Я вздрагиваю.

– Не надо.

Элис крепко зажмуривается.

– Двигатели заглохнут. Один, затем через несколько минут или секунд другой. Самолет превратится в планер.

– Значит, мы не просто так рухнем на землю? – спрашивает Дерек.

Элис снова вздрагивает. Глаза ее по-прежнему прикованы к дисплею, пальцы двигаются с такой быстротой, что я не успеваю за ними уследить. Всплывает воспоминание, и гудение в ушах переносит меня обратно в школу пилотов, в раскаленную и тесную кабину «Сессны-150». Я резко выдыхаю, считая до десяти, впиваюсь ногтями в ладони, пока снова не беру себя в руки. Франческа продолжает:

– Для «Боинга-777» относительная дальность планирования приблизительно равна семнадцати. То есть на каждые пять километров покрытого расстояния мы теряем триста метров высоты.

– А на какой высоте мы сейчас?

– Примерно десять пятьсот, – тихо отвечаю я. Наступает молчание, пока все заняты вычислениями.

– Тут нет четкого соотношения – относительная дальность планирования зависит от погодных условий, высоты, веса самолета…

– Но в итоге, – произносит Дерек, – мы все-таки разобьемся.

Он говорит небрежным тоном. Будто ему безразлично. Словно, доходит до меня, он хочет, чтобы это произошло.

– В данный момент, – добавляет Франческа, – самолет по-прежнему летит на автопилоте. В кресле пилота может сидеть кто угодно, разницы никакой. А вот посадка – совсем другое дело. Самолет нужно переориентировать для посадки или приводнения…

– Приводнения?

– Посадки на воду.

– …А нос держать чуть задранным как можно дольше. Если мы сорвемся в крутое пике или в штопор… – Она внезапно умолкает, закусив нижнюю губу. – Ну, из них нелегко будет выйти.

Воцаряется долгое молчание.