Я делал все, чтобы не позволить Майне ворваться в кабину пилотов. Не принял в расчет ее нелепое желание «искупить» случившееся несколькими часами ранее. Я смог бы ее нейтрализовать. Даже ее и Франческу. Но Майну, Франческу и Дерека? Когда стало очевидно, что они решились провести являвшуюся совершенной импровизацией операцию по спасению самолета и пассажиров, я осознал, что мой последний шанс вызвать столь необходимую нам сенсацию – это присоединиться к ним и вместе с ними проникнуть в кабину пилотов.

Признаться, я надеялся, что у Майны случится эмоциональный срыв. Видел, что к тому идет, и пытался ее всячески подталкивать. Я напомнил Майне о семье, давя на известные мне ее слабые места, когда ей потребовалось сосредоточиться и отбросить все второстепенное. До управления самолетом было уже рукой подать, а наша миссия, казалось, была почти выполнена.

Хватил ли я через край? Реакция Майны на мое давление была чрезвычайно бурной – раздраженные вопли, столь явно не соответствовавшие моему поведению, что я могу лишь полагать, что с ней случилась истерика. Тогда я сдался. Даже самые стойкие войска знают, когда отступить. Перегруппироваться. Лучше выжить, чтобы снова сражаться. И сражаться лучше.