— Скажи это моей матери, Хью. И моим сестрам и брату.

Хью закрыл глаза и нахмурился, на его лице впервые отразилась боль.

Он пробормотал:

— Миссис Агнес… В детстве я считал ее самой красивой женщиной в Билокси.

— Она такой и была. И осталась.

— Она хочет моей смерти?

— Нет, но она лучше всех остальных.

— Значит, в семье нет согласия?

— Не твое дело.

— Правда? А мне кажется, что очень даже мое. Это ведь моя голова на плахе, верно? Так что я должен здесь умолять сохранить мне жизнь, Кит? У тебя верховная власть — казнить или миловать, жизнь или смерть, отрубить мне голову или оставить на месте. Ты за этим пришел перед главным событием? Ты хочешь, чтобы я унижался?

— Нет. Это Лэнс позаботился о Генри Тейлоре?

— Я не знаю. Как ни странно, Кит, но до меня здесь, в блоке смертников, доходит мало сплетен с Побережья, да и беспокоят более насущные вопросы. Но я бы не удивился, если бы узнал, что о Генри Тейлоре позаботился Лэнс. Так устроен наш мир. Таков кодекс.

— И кодекс предписывал избавиться от Джесси Руди.

— Нет, опять ошибка. Кодекс говорил, что пришло время преподать ему урок, а не причинять ему боль. Вот почему мы решили взорвать здание суда — довольно дерзкий вызов системе. Тейлор все испортил.

— Что ж, я, по крайней мере, рад, что он мертв.

— Значит, нас как минимум двое.

Кит взглянул на часы. За дверью послышались голоса. Вдалеке рокотал вертолет. Где-то тикали часы.

Кит спросил:

— Лэнс будет присутствовать?

— Нет. Он хотел быть со мной до конца, но я сказал нет. Не могу представить, что кто-то из родителей смотрит, как я умираю.