Патрик сокрушенно кивает.

– Но есть и еще кое-что, – говорит Агата. – Кое-какие сведения в медицинских картах Кайи и Мэри. Которые не попали в полицейские отчеты.

Патрик хмурится.

– И какие же?

– Обе были беременны.

На лице Патрика написано искреннее потрясение.

– Обе? Беременны?

– Как ты это пропустил? – спрашивает Агата. – Обе сдавали анализы крови, оба анализа показали высокий уровень хорионического гонадотропина. О беременности прямо не говорилось, но анализы крови и уровни ХГЧ это подразумевают.

– Я никогда не видел медицинских карт, – безучастно отвечает Патрик.

Агата хмурится, сбитая с толку.

– Не понимаю.

– Женщин же не убили, Агата. Они пропали. Доктор рассказал мне, что было в их картах, во всяком случае, что сам считал важным. От него по закону не требовалось передавать эти сведения, и он сослался на конфиденциальность пациентов. Сказал, что у Кайи были травмы от домашнего насилия. Господи, да большая часть города видела их своими глазами. Все знали, что Миика любит выпить и почесать кулаки. Но Мэри-то была совершенно здорова. Мы проверили, просто чтобы убедиться, что она не лежит где-то в диабетической коме или вроде того. Однако про беременность врач ничего не говорил. Иначе я бы определенно задумался.

Патрик встает и начинает расхаживать по кухне.

– Почему он не счел это важным? – спрашивает Агата.

– Не знаю! Да и не спросишь уже: он умер семь лет назад.

– Может, была какая-то причина, чтобы это скрывать? Насколько хорошо он знал Кайю? А Мэри?

– Кайю он знал так же хорошо, как и мы все, – говорит Патрик. – Насчет Мэри не знаю.

– Однако же это должно что-то значить, правда? Тот факт, что у них обеих были положительные тесты на беременность и обе пропали? Что, если…

Агата умолкает.

– Говори, – настаивает Патрик, прекращая вышагивать.