И Кайю тревожит, что это только начало.

Она помнит первый раз, когда Миика по-настоящему вышел из себя. Он тогда так сильно ударил ее по лицу, что сломал нос, и она несколько часов пролежала без сознания.

Если он так же сильно ударит ее в живот, чем это может кончиться?

Сколько пройдет времени, прежде чем ее растущее пузо окончательно его добьет?

Кайя проверила свои сбережения. Деньги-то у нее припрятаны по всему дому в местах, куда Миика точно никогда не заглянет: в кладовой среди теперь уже ненужных прокладок, в шкафу, где хранятся полироль и тряпки, которыми она натирает проклятую резьбу на свекровиной мебели. Эту чертову резьбу на чертовой мебели. Они унаследовали ее вместе с домом, в котором Кайя и жить-то не хотела.

Денег достаточно, чтобы съездить в Хельсинки и провести пару ночей в отеле. Если какое-нибудь недорогое жилье найдется быстро, она бы справилась, а если поиски затянутся… когда у нее закончатся деньги?

Идти к родителям не вариант. Конечно, Миика им никогда не нравился, и они будут счастливы. Но начнут задавать вопросы о ребенке. И Кайя знает, что не сможет притворяться перед матерью, будто ребенок от Миики. То есть придется признаться в измене.

Родители могут на дух не переносить ее мужа, но то, что сделала Кайя, вызовет у них отвращение.

Кайя слышит, как Миика ходит внизу. Потом – как поднимается.

Она сворачивается в тугой клубок, пытаясь уменьшиться, стараясь защитить ребенка у себя в животе.

Дверь спальни открывается.

Женщина слышит, как он входит, слышит его дыхание.

Сердце готово выскочить из груди. Надо было уйти. Давно уже надо было сбежать.

Слишком поздно.

– Прости меня, – извиняется Миика.

Кайя так потрясена, что не в состоянии шевельнуться.

– Это больше не повторится.

И уходит.

Кайя по-прежнему лежит в кровати, сердце постепенно успокаивается.

Что это было?