Мойра как раз подносила чашку с чаем к губам, но теперь с грохотом ставит ее на блюдце. Пара других посетителей в баре тревожно оглядываются на нее. Мойра всех игнорирует.
Она снова откидывается назад и внимательно изучает Эллиота.
– Вы мне нравитесь, – объявляет она. – И нравится то, чем вы занимаетесь. Я, конечно, изучила вашу деятельность до того, как пришла сюда. Не весь спектр вашей работы, но достаточно. И мне нравится, что есть мужчины, которые все еще готовы быть джентльменами. Вы кажетесь мне именно таким.
– Мне и самому нравится так думать.
– Вы знаете мой мир, мистер Ибекве, даже если не вращаетесь в нем. Я говорю о рыболовецком промысле, если вы вдруг неправильно поняли.
– Я правильно понял.
– Рыбная ловля может быть опасным и конкурентным занятием, но также и очень прибыльным. Моя семья вложила много труда, чтобы стать хорошими рыбаками, и временами нам приходилось делать не слишком приятные вещи. Какие именно, вы прочувствовали на себе. Но по большей части мы ведем бизнес профессионально. В наши дни промысел работает именно так. Весьма… профессионально.
Эллиот кивает, внимательно следя за ее мыслью.
– Иногда в ваши воды заходит лодка, нанятая чужаками, и пытается рыбачить. Можно предложить им уйти с миром или воспользоваться другим способом: отправить предупреждение. Тогда атмосфера накаляется.
– Ясно, – говорит Эллиот. У него начинает дергаться колено. Он может соглашаться с этой женщиной и даже понимать ее резоны, но все эти методы ему совершенно чужды.
– С такого рода насилием я могу жить, – продолжает Мойра. – Пусть с неохотой, но признавая его необходимость. Однако я не могу смириться с насилием ради насилия. А некоторые могут.
Эллиот наклоняет голову.
– Как ваш брат?
Она снова вздрагивает, и Эллиот надеется, что не перегнул палку.
Но через пару мгновений к Мойре возвращается первоначальное спокойствие.
– Как мой брат, – соглашается она. – Родственников не выбирают, сами понимаете.
– Как и людей, с которыми хотят встречаться твои родственники, – добавляет Эллиот. – Знаю по личному опыту.
Мойра слегка кивает. Между ними возникает некое взаимопонимание. Очевидно, собеседница начинает осознавать, почему он выбрал такое дело.
– Да, действительно. Ну, мой брат, скажем так, всегда был склонен к жестокости. В детстве многие иногда совершают жестокие поступки – просто потому, что могут. А потом вырабатывается эмпатия. Однако Кевин так и не научился сочувствию. – Она вздыхает. – Он очень плохо обращался со своей девушкой. Ее звали Рошин Галлахер. Кевин издевался над ней годами, а затем изнасиловал, потому что у нее хватило наглости попытаться сбежать. После побоев она была в очень тяжелом состоянии. Брат заслуживал наказания, а Рошин – справедливости. Но если бы его привлекли к ответственности за нападение, это вскрыло бы ящик Пандоры. Попади Кевин в тюрьму, никто не мог бы гарантировать, что он будет осмотрителен и не станет распространяться о наших делах.