В другой раз Линди снова швырнула в меня кипятком, но я всегда был бдителен и держался подальше от нее. Еще она пыталась меня отравить и добавляла отбеливатель и моющее средство мне в еду (иногда Линди для меня готовила). Но вкус был слишком заметный. Я объяснял ей, насколько это глупо. Если я умру, она тоже умрет. Никто не будет ее искать, потому что все думают, что она уже мертва. Она погибнет от голода в одиночестве. Я пытался защитить ее от нее самой. Линди не могла мыслить здраво.

За несколько лет я сделал в сарае несколько усовершенствований. Я добавил еще один изоляционный слой и обил стены гипсокартоном и гофрированным железом с внешней стороны. Три года назад я обнаружил, что Линди проскребла себе ход в стене за холодильником. Она успела отодрать несколько коробок от яиц, которые обеспечивали звуконепроницаемость, и я застал ее прямо за этим делом. Я не наказал Линди. Я удерживал ее в объятиях, пока ее рыдания не утихли, и отпустил. Я был не как мой отец.

Ни одного звука не могло донестись отсюда, и Линди тоже не слышала ничего из внешнего мира. Это была ее последняя попытка. Она сдалась. Между нами установились менее напряженные отношения. Она перестала спрашивать, зачем я удерживаю ее и когда отпущу. Она перестала со мной драться. Ужинали мы в основном вдвоем, в сарае. Иногда Линди сидела рядом со мной на новом диване, но мы не касались друг друга. Я рассказал ей все: про детство в Ирландии, сестру, мать и наш побег в Новую Зеландию. Она сочувственно мычала, но потом неожиданно сказала:

– Может, и сюда залезет грабитель?

Лучше бы я ей ничего не говорил.

Я часто выпускал ее на улицу летом и чуть меньше зимой – чтобы она могла увидеть солнце, подышать свежим воздухом и размяться. Я даже водил ее на горячие источники и озеро за домом. За все время, что мы жили здесь, я не видел там ни души. Я не осмелился купить ей купальник, но у нее были шорты, футболки и куртки. Она жаловалась, что не может плавать с цепью, но я придерживал ее, чтобы Линди было удобнее. Я пытался не смотреть на ее тело, когда она выходила из воды, но невозможно было не заметить ее стройную фигуру и соски, торчащие на груди. Потом мы лежали на камнях и устраивали пикники. И все же я не трогал ее.

А потом, однажды ночью, посреди зимы 1990 года, мы вместе сидели на диване и смотрели фильм ужасов, и когда появился убийца с топором, Линди зарылась лицом мне в плечо. Я инстинктивно приобнял ее и аккуратно прижал к себе. Она подняла на меня глаза, и я вгляделся в ее безупречное лицо. Она потянулась ко мне и нежно поцеловала в губы. Я поцеловал Линди в ответ. Мой первый поцелуй. Она подалась вперед и оказалась прямо напротив меня, и не остановила меня, когда я провел рукой по ее спине. Не остановила меня, когда я положил руку ей на шею. Она еще раз уткнулась носом в мое плечо и снова поцеловала в губы, ее язык нашел мой, и я почувствовал, что твердею.