Светлый фон

Она тоже это почувствовала и сразу же отшатнулась.

– Мы… Я не могу… – произнесла она. – Твой отец…

– Я совсем на него не похож.

– Я знаю. Я никогда не целовала его. То есть… он заставлял меня, но это было… не так.

Мы снова страстно поцеловались. Наши рты слились в идеальном единстве. А потом я отстранился.

– Спокойной ночи, Линди.

– Но…

– Я люблю тебя, – сказал я, запирая за собой дверь.

 

Это заняло целых шесть лет, но к 1996 году я был уверен, что она любит меня. На 99 процентов. Когда мы консумировали наши отношения в 1992-м, мне было двадцать пять, а ей двадцать четыре. Мой отец чудовищно ее травмировал, и поэтому я позволил ей задавать темп. Хоть все и продвигалось очень медленно, она постепенно осознавала, что я никогда не смогу и не посмею обидеть ее, но и не смогу отпустить. Она доверила мне свою жизнь. Я доверил ей свою. Когда мы были дома, я снимал цепь. Но по-прежнему запирал дверь, когда уходил. А когда мы ходили к источникам, я использовал веревку вместо цепи. Кажется, Линди больше не возражала. Часть меня верила, что, если я отпущу ее, она не убежит. Но одного процента уверенности все же не хватало.

Когда я не был на работе, мы все время проводили вместе. Я практически переехал к ней в сарай, и только иногда заходил домой, чтобы переодеться и принять душ, и еще иногда там готовил и приносил еду Линди. Я размышлял о всех практических преимуществах ее переезда в дом, но это было слишком рискованно. Ко мне периодически заходили то парень, ремонтировавший бойлер, то механик, то назойливый кредитор.

Дела шли плохо. Магазин в городе вытеснил большой сетевой супермаркет, который покупал овощи у крупного центрального поставщика. Мне пришлось отказаться от аренды собственного помещения. Единственной моей торговой точкой стал рынок выходного дня. Я заключил сделку с местной больницей, чтобы покрывать их потребность в овощах и фруктах, но больница была небольшая, и ради контракта пришлось пойти на такие уступки, что я практически ушел в ноль. Линди мне помогала. Она стала вязать шарфы и шапки после того, как увидела в журнале рекламу каталога шерсти, из которого я начал заказывать все необходимое. Она украшала концы шарфов треугольниками или кисточками, а к шапкам пришивала уши, какие я носил в детстве. Я продавал их с прилавка вместе с собственными продуктами. Зимой я больше выручал за ее товар, чем за свой.

Я настаивал на контрацепции. Линди отчаянно хотела ребенка, но это создало бы кучу проблем, а у нас и так едва хватало денег, чтобы оплачивать счета. Мы не могли позволить себе ребенка. К тому же что мне с ним делать? Взять его к себе в дом и растить так же, как растили меня, или оставить его в сарае с Линди? Там нам троим места не хватит. А что, если ребенка она станет любить больше, чем меня? Я настаивал на презервативах, и она в итоге согласилась. Я никогда ни к чему ее не принуждал и не давил. Я не стал подмешивать ей таблетки. Я думал об этом, но все равно не смог бы их достать и хотел, чтобы наши отношения были честными и открытыми.