— Да-да, мы не скажем, но это опасно, его ищут, мы видели, его портреты расклеены на щитах «Их ищет милиция». Быть может, подобрать ему бороду, наклеить усы?
— Никакой бороды и никаких усов! — явственно произнес хозяин и вскочил с постели бодрый и свежий. — Им не унизить меня! Вывозите такого, как есть. И побыстрее. Я хочу в свой любимый Край! Я знаю, меня там любят и ждут. Я соскучился по своему народу! Вы ведь скучали по мне?
— Да! — хором шепнул мой хор из-за двери.
— Будете носить меня на руках?
— Непременно! Конечно! Вы ногой не ступите, мы не позволим!
— Ну это уже крайности! — сказал он строго. — Потом Рома надиктует своим шепелявым голосом о культе моей личности и его последствиях… А почему вы там за дверью, кстати? Почему вы, Павел Сергеевич, лишаете их удовольствия лицезреть своего любимого и такого одинокого вождя?
«Начинается…» А я уж отвык от его капризов и закидонов, когда становится непонятно: разыгрывает или всерьез? Но это всегда забывается! Помнится совсем другое, как всегда, когда его нет. Карма его помнится!
Я открыл дверь. Нараспашку. Хоть все заходите. Горничные, дежурные администраторы, милиция с собаками, взявшими след. Все желающие.
И они вошли, привлеченные необычным разговором. Правда, пока без собак.
— Почему нарушаете? Почему посторонний в номере?
— Я их земляк! — заявил Радимов. — И бывший их руководитель и организатор всех их достижений и побед. Они хотят меня забрать отсюда, чтобы я снова им что-нибудь организовал. А то у них без меня все развалилось.
Дежурная по этажу и милиционер оторопело смотрели на нас.
— Артисты! — сказала дежурная. — Вот такие были в прошлый раз, помнишь? Хотели телевизор унести.
К поезду мы приехали за час до отправления. Радимов нас занудил насмерть. Боялся, совсем по-провинциальному, опоздать.
В зале ожидания на него оборачивались. Во-первых, из-за шутовской одежды, болтавшейся на нем, как на огородном пугале. Но он, казалось, ничего не замечал. Громко болтал, шутил, всех задирал… Пожалуй, я никогда его не видел в таком оживленном настроении.
— Припоминаете? — спросил он у каких-то нахмуренных мужиков. — Что, где-то видели, но не можете вспомнить?
Я силой его оттаскивал, но он опять вырывался, задирал милиционеров — словом, делал все, чтобы привлечь к себе внимание.
Наши хористки только ахали, старались его спрятать от посторонних взглядов, для чего окружали и пытались усадить, но он был неудержим.
Борис Моисеевич восхищенно стонал, молитвенно сложив руки: «Какой человек! Какой человек! Чтобы я увидел такое в вашем Израиле? Мне там покажут что-нибудь напоминающее? Чтобы вот так бросать вызов этой судьбе и этим властям! Для этого надо, по крайней мере, иметь такие власти…»