– Так есть у вас его снимок? – повторил я.

– Минуточку, не так быстро…

Эгон ухватился за подлокотник кресла правой рукой, одновременно надавил левой на сиденье и вытолкнул себя из кресла. Оказавшись на ногах, он некоторое время балансировал, раскачивался из стороны в сторону на худых ногах.

– Колени… – объяснил он, удаляясь в зал, где когда-то находилось ателье.

Через несколько минут Эгон принес черно-белую фотографию:

– Вот все, что у меня есть.

– Это Герт-Инге? – уточнил я.

Эгон кивнул и ткнул в фотографию пальцем:

– Я не репортер, как ты, Арне, но, случалось, и меня приглашали на мероприятия в разные организации. В тот раз клуб автомобилистов устраивал гонки грузовых машин в Сёдерслэтте. Точно не помню что и как, но Герт-Инге Бергстрём пришел первым.

Я взял фотографию и поднес к глазам.

– Он выступал за Бертила Мортенссона, который занимался грузоперевозками в Альстаде. Мортенссон хотел ее увеличить, вставить в рамку и повесить у себя в конторе, но Бергстрём отказался наотрез. Его едва уговорили сняться. Мне так и не удалось добиться его улыбки.

Бергстрём, мрачнее тучи, стоял на нижней ступеньке машины. Он опирался на открытую дверь, положив левую руку под подбородок. «Вольво» – прочитал я на капоте.

Фигуры Бергстрёма почти не было видно за дверью, но из-под закатанных рукавов выглядывали довольно мускулистые руки. Голова показалась мне слишком большой, а щеки уже обвисли, несмотря на молодой возраст. Прически я не видел из-за надвинутой на лоб кепки.

– Здесь ему только двадцать два, – пояснил Эгон.

– По нему не скажешь, – заметил Арне.

– Он всегда был крупным мальчиком.

Мы достали вырезку из газеты «Даллас-Форт уорд ньюс» и сравнили.

– Где это он? – кивнул Эгон на фото.

– На транспортной конференции в Техасе, – ответил я.

– И здесь его заставили сниматься, – заметил Эгон. – Это же видно. Есть люди, которым очень неуютно перед камерой, тут уж ничего не попишешь.