Позвонил сразу после того, как Герт-Инге расстался с Лизен, когда еще дышал ее запахом. Старик сказал, что пора положить конец лжи. Он то ругался на чем свет стоит, то заходился в рыданиях. Хотел облегчить совесть. Но он прожил во лжи всю жизнь, что стоило дотерпеть еще немного? Герт-Инге не стал рисковать.

Он покосился на ирландку.

Она больше не плакала. Молчала, прикрыв глаза.

– Please…

Что он сделает с ней, если убьет? Оставит здесь или заберет домой и закопает?

До сих пор таможенники не останавливали его на мосту Эресундсбрун, но теперь пошла полоса неудач. Теперь все по-другому.

Кому еще журналист показывал фильм?

Собственно, сам Герт-Инге в кадр ни разу не попал, поэтому журналист ничего не докажет.

У них ничего на него нет и быть не может.

Но ирландка… Она, конечно, все знает.

И потом, она на него жаловалась.

Такое всегда бесило.

– Ты жаловалась на меня?

– Жаловалась? – переспросила она. – Нет.

– Не ври!

Она замотала головой.

– Сербка говорила, ты на меня жаловалась.

– Нет! Она позвонила на следующий день, и я сказала, что не могу работать, потому что до сих пор больно.

– Так и сказала?

Ирландка кивнула.