— Во-первых, он не мой, а свой собственный. Во-вторых, я не развешиваю уши вдоль подоконника, когда кто-то разговаривает о чем-то личном.

— Хорошенькое дело, — возмутился самодержец, — он его отмужеложить грозится. А я внимания не обращай?

— Что? — округлила глаза Василиса и снова подошла к окну.

— Вот, видишь? Говорит: ебать давай.

— Э, Бать, вставай, — продолжал тормошить пьяного Горыныч, — почки застудишь.

— В очко… Что? — спросил царь у дочери.

— Папенька, вы, когда умываетесь поутру, уши всё-таки тщательнее мойте, — посоветовала Василиса и вернулась к своим делам.

ВНЕ

Имея много мыла, можно отмыть всё, что угодно.

ГДЕ-ТО, КОГДА-ТО

Грязная, вся в саже. Блин, это ж надо! Но она ведь не могла лечь в постель, не приведя себя в порядок? Не пили же вчера. И что это за кровать такая? Стоп! Верона, Замок Фольтеста, корчма. Ромео. Геральт, Йенифер. Сон? Во сне? Но если сейчас она, наконец, проснулась, то почему не у себя дома и где томик Шекспира?

В соседней комнате, отделенной занавеской, заскрипело и стукнуло об пол, будто кто-то сделал шаг на костылях по видавшему виды паркету. Еще раз.

— Грязная тварь! — донёсся дребезжащий голос из-за занавески.

Выяснять, кто же там скрывается, не было никакого желания, и напуганная Юля метнулась к открытому окну. Повезло — частный дом, первый этаж. Перевалившись через подоконник, девушка, как была в пижаме, выбежала за калитку, открыла рот, чтобы позвать на помощь, но увидела крокодила.

Прямоходящего крокодила.

В костюме.

С курительной трубкой во рту.

С двумя таким же прямоходящими крокодильчиками, вышагивающими рядом.

Отличие было не только в росте, но и в одежде — маленькие рептилии были наряжены в костюмчики матросов.

— Я тебя съем, грязнуля! — прорычало существо.