– Значит, глаза голубые, как пламя денатурата?

– Да.

– И лицо, как у «Неизвестной» Крамского?

– Да.

– Гм… – Кобзиков задумался. – А социальное положение ее ты выяснил?

– Нет.

– Без социального положения не могу,

– У нее была дорогая шубка и платок рублей за пятьдесят.

– Многие имеют одну мать уборщицу, а носят дорогие шубки.

– Живет в новом доме. На дверях табличка.

– Многие живут в новых домах и имеют таблички. Нет, Рыков, денег я тебе дать не могу. Что скажет ревизионная комиссия? Выясни социальное положение, тогда будем, смотреть.

– Как же я стану выяснять социальное положение, если у меня нет ни копейки? Ведь ее в кино надо водить.

– Разумеется.

– Мороженое, пирожные там всякие. Пушкин будет платить?

– Мумия! Хоть бы фамилию на табличке запомнил! На семинарах мух, что ли, ловишь? Чему учит устав ОГГ? Устав ОГГ учит, что социальное положение надо выяснить в первый же вечер. Только тогда я имею право подписать заявление на аванс. Понял?

– Фамилию-то я запомнил. Семенова. Но Семеновых тысячи…

– Давай посмотрим, – Вацлав достал специальный экземпляр телефонного справочника, где у него против домашних телефонов были записаны должность, место работы, семейное положение абонента. – Если он большой начальник, то телефон непременно есть. С… С… Сепельников… Семочкин… Семенов. Инициалы его как?

– Кажется, И. В.

– Как? Как? – Кобзиков изменился в лице.