– Ты что, его на Канары отправляешь?

– Крым тоже денег стоит! Дерут хохлы! – Из разреза босоножек наконец показались пальцы с перламутровыми ногтями. – Ну, я скоро. Ты все понял насчет кулинарии?

Что ж тут непонятного?

Дверь за женой захлопнулась.

– Один, совсем один! – пропел я, когда на лестнице смолк стук копыт.

Честное слово, если бы умел, так бы и прошелся колесом! Сейчас разделаюсь с продуктовыми закупками и посижу в тишине.

На кухонном подоконнике лежал Машин список. Все как обычно: два десятка яиц, полкило мяса, масло подсолнечное (или оливковое) и т. д. и т. п. За окном проревел пьяный голос:

– Лю-упа! Любовь моя! Я выглянул на улицу.

Там, прижавшись к рябине, стоял нагловатый мужичок – руки в карманах – и скалил вверх железные зубы.

– Ты чего орешь, чтоб тебя! – послышался скрипучий голос старухи с седьмого этажа. – Нет Любки!

– А где ж она, мать? – доброжелательно крикнул мужичок.

– На работе… Толька! – старуха придала голосу строгости. – Больше смотри не пей. Не то все Любке скажу! Не пойдет она за тебя!

Толька помахал кривым пальцем, оторвался от рябины и проорал:

– Мать! Денег дай?

– Да ты ж не отдашь?!

– Отда-ам.

– Ну смотри мне. Чтобы в последний раз.

Мимо окна пролетел старушечий кошелек, похожий на улитку с рожками.

– Да ты отдашь ли?

– Закон – море! – Толька обрадованно побрел восвояси.