Я сказал, что тоже считаю это несправедливым и объяснение нахожу лишь в том, что язык Веха настолько своеобразен, что считается почти недоступным для художественного перевода.

— Это правда. — вздохнул Вех, — иногда мне звонят по телефону мои варшавские знакомые и требуют, чтобы я перевел на польский язык отдельные места из моих фельетонов. Дело в том, что далеко не все варшавяне родились в районе Керцедяка, где появился на свет я, а в этом районе люди говорили та особом жаргоне. Давайте условимся так: вы переведете мои рассказы с польского, а если какие-нибудь места будут вам непонятны, я переведу их с керцелякского на польский. Договорились? И пожалуйста, сразу же запишите мой варшавский адрес, а то мы заболтаемся и забудем это сделать и я так и не узнаю, перевели вы мои рассказы или нет.

Прежде чем я собрался достать из кармана самопишущую ручку, он услужливо протянул свою.

— Записывайте, — сказал он, — Варшава, Мокотув…

«Что это он так пристально на меня смотрит?» — подумал я, поймав его настороженный птичий взгляд, и машинально снял колпачок с ручки. В тот же миг раздался выстрел. Вздрогнув, я уронил ручку на пол.

Вех залился счастливым смехом: розыгрыш удался. Почтенный писатель веселился, как третьеклассник, учинивший озорную шутку на уроке. Он поднял ручку с пола и сунул ее мне в карман.

— Я привез эту ручку специально для вас. Наверное, второй такой ни у кого нет. Но не мог же я сделать подарок, предварительно его не опробовав. А вдруг ручка не работает! Оказывается, она отлично работает. Правда, не пишет, но зато как стреляет! Я буду рад, если вам удастся разыграть своих коллег, — он положил мне в руку несколько картонных коробочек — запасные пистоны, — объяснил он, — без них ручка не стреляет. Тут годовой запас, хватит на весь московский Союз писателей…

Это был характер истинно юмористический, определивший всю литературную судьбу человека.

Если верно, что характер — это судьба, то по отношению к юмористам это особенно применимо. Для того чтобы фельетон пережил то время, в которое он был создан, одних литературных достоинств недостаточно. Фельетон должен быть привнесен в литературу, как слепок с жизни, с быта, с обычаев. Такой фельетон обязательно приобретает черты социальные и национальные. Трудно сказать, что для сатирика важнее: уметь писать смешно или уметь увидеть в жизни смешное. Пожалуй, только на стыке этих двух умений рождается подлинный сатирик. Здесь-то и решает судьбу характер. Если писатель пытлив, если он всюду сует свои нос, если все его интересует, если он негодует, сталкиваясь с тупостью и безграмотностью, если его задевает за живое, когда он видит несправедливость, если он веселится, как ребенок, когда ему удается придумать забавную шутку, и если при этом он умеет смешно и остро излагать свои мысли — этот характер подходит для юмориста. Именно таким и предстал передо много Вех.