Именно на этом Керцеляке, бегая между лотками еще совсем не лысым отроком, я встречался с прототипами моих будущих героев — таких, как пан Печенка, пани Геня, шурин Пекутощак, пан Печурка, дядя Змейка и т. д. Мне навсегда запомнился безмерно красочный язык этих оригинальных типов.

— Может, вы расскажете, как все это вы использовали в дальнейшей работе?

— Все это пригодилось мне уже в первые годы моей журналистской деятельности, когда молодым репортером я был направлен в мировой суд. Произошло это случайно: мой старший коллега, который обычно давал судебные репортажи, однажды упился, как говорят в Варшаве, «в чернозем» и по ошибке вместо трамвая, шедшего на Прагу, где он жил, сел в поезд, следовавший в Краков. Там он и, остался навсегда, а мне пришлось заменить его в суде.

Здесь я познакомился с героинями многочисленных скандалов, увидел напомаженных господ в черных костюмах и желтых перчатках. В упорных боях за правосудие они произносили пламенные речи, начинавшиеся часто, с подобных витиеватых обращений: «Высокая процедура, я имею честь…» или «Прошу наивысший параграф…» Эти речи были кладезем цветистых оборотов и необычайно метких лапидарных определенпй. Эти типы были живым дополнением к персонажам, запомнившимся еще с Керцеляка.

— Как ваши герои стали вести себя в фельетонах, после установления в Польше народной власти?

— После войны мои герои перестали ходить по судам. Так, например, пан Печенка, его родные и друзья стали высказываться больше на бытовые темы дня. Из этих фельетонов, печатавшихся, чаще всего в варшавской газете «Экспресс вечорны», собралось около тридцати книжек. В связи с этим я имел постоянные неприятности: дело в том, что мои книжки, как правило, выходили в начале года, а тиражи у них были сравнительно небольшие, книжки мгновенно исчезали не только с полок, но даже из-под полы, и когда наступали майские книжные базары, мне нечего было надписывать любителям автографов.

Доходило иногда до того, что, появляясь на книжном базаре с пустыми руками, я, чтобы не ударить, лицом в грязь перед товарищами, вынужден был делать свои посвящения на книгах старших коллег, как, например, Сенкевича, Пруса, Кращевского. Раз я расписался даже на «Одиссее» Гомера. Но самое худшее случилось со мной в прошлом году: я вынужден был дать автограф на «Атласе ядовитых грибов». На будущем книжном базаре я надеюсь оказаться в лучшем положении, так как моя новая книжка «Печенка по-варшавски» выходит значительно большим тиражом. Правда, я побаиваюсь, что этот сборник моих новых фельетонов некоторые читательницы примут за поваренную книгу. Впрочем, может, это и к лучшему, ведь поваренные книги всегда имеют большой успех.