А Козырь разъярён. Изо рта у него вылетают клочья пены, глаз наливается кровью. Я вижу этот глаз, потому что Козырь придумал вот что. Теперь, прыгая, он бросает меня вперёд и, закидывая голову, старается схватить зубами! Зубы щёлкают в воздухе, Козырь хрипит, прыгает и крутится на месте.

Несколькими абзацами ранее я упомянул, что считаю себя в глубине души писателем. А теперь засомневался. Ибо, если бы я на самом деле им был, то, прыгая в седле, должен был бы понимать происходящее не как грубое материальное происшествие, а как событие тонких духовных сфер, отражение реальности не столько физическое, сколько образное. Как борьбу двух личностей, двух сил, как обнажение двух сущностей, двух начал. И паря в духовных сферах, возможно, меня бы посетило озарение о единстве, о неделимости тех начал, о том, что не существует противостояния вовне, а все противостояния происходят лишь внутри нас…

Но в описываемый момент я парю не в тонких сферах, а над крупом бешеного коня и понимаю, что вот как, оказывается, лошади справляют надобности во время движения! Ибо, оказывается, ничего сложного в этом нет, и, охваченный ужасом, я бы сам давно их справил, если бы не был слишком уж занят борьбой за жизнь – жизнь, висящую на волоске, или, если угодно – на конском волосе.

Знаете ли вы историю про корабли «Юнону» и «Авось», про русского посланника Резанова и юную испанку Кончиту, ожидавшую в Калифорнии своего возлюбленного на протяжении тридцати пяти лет? Знаете ли, что услышав про его гибель, она сказала:

– С этого момента я больше не жду. И с этого момента я больше не живу.

А знаете ли вы, как погиб русский посланник Резанов? Он в Сибири упал с коня. «Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу». Неужто и меня постигнет участь Резанова? Но ему к моменту гибели было уже за сорок – а мне нет и двадцати пяти; он был вдовец – а я ещё не женат; у него было двое детей – а у меня ни одного. И главное: будут ли меня ждать из «колхоза» тридцать пять лет? Вопросы, отвечать на которые пока недосуг.

Сколько же я борюсь с конём? Минут двадцать? Тридцать? Сорок? Но наконец, мы с Козырем обессиливаем. А может, это обессиливаю я, ибо сравнивать свою силу с лошадиной было бы несколько самоуверенно. И всё же Козырь успокаивается. По негласной договорённости между нами устанавливается статус-кво. В закончившемся поединке нет победителя, мы оба с противником одерживаем победу: Козырь остаётся гордым непокорённым конём – а я остаюсь живым и даже невредимым, что не так уж и плохо.

Он направляется к конюшне, я ему не мешаю: мне самому очень хочется вернуться, и побыстрее, но подгонять это исчадие ада я не рискую. По пути Козырь решает ещё пощипать травки. Пусть пощиплет, что мне, жалко, что ли?