– Да чтоб тебя разорвало, как бочку с порохом!…

– Ио-хо-хо! – прервал кабатчика Гийом, шлепая себя ладонями по коленям.

– Что это с вами? – проворчал Кривоногий Ноэль, ошеломленный этим адским смехом.

– Да! Расскажите, отчего вы так смеетесь? – попросила Мадлон, тоже заражаясь всеобщим весельем.

– Знаешь, какими деньгами мы с тобой расплатились? – выдавил из себя Рике.

– Кишки дьявола! Деньги не пахнут, откуда бы они ни пришли!

– Да, но эти, иии-ах-ха-ха!.. – снова прыснул Гийом.

– И что не так с этими?

– Это деньги одного буржуа, которого мы обобрали! Иа-ио! И этим обобранным нами буржуа оказался прево Парижа!..

– Мессир Жан де Преси?

– Иа!..

Тут уж расхохотался и карлик. От этого оглушительного, в четыре глотки, смеха, казалось, содрогнулся весь воровской квартал. Более того: на следующий день смеялся уже весь район, а вскоре и весь Париж, когда пронесся слух, что мессира Жана де Преси, стоящего во главе всех патрулей и жандармов, человека, призванного арестовывать воров, грабителей, разбойников и прочих безобразников, ограбили, обобрали прямо у порога его дома, на Гревской площади.

Сейчас же Бурраск, Мадлон, Одрио и Кривоногий Ноэль вперемешку, держась друг за друга, хохотали до колик в животах, пока наконец хором не выкрикнули громогласное «иа!»…

– Ио! – звонким голосом отвечал им некто из узкого прохода, где начиналась деревянная лестница, которая от боковой аллеи уходила на верхний этаж.

Четыре смеющиеся глотки тотчас заткнулись.

Четыре лица повернулись к лестнице.

И там они увидели человека, который с восторгом взирал на их веселый квартет.

– Гляди-ка, Ланселот Бигорн! – воскликнул Рике.

– Вот только не надо, – проворчал Кривоногий Ноэль, возвращаясь к своему обычному плохому настроению, – просить меня теперь всем рассказывать, чего это тебя целую неделю здесь не было, раз уж ты сам решил показаться!

– Не волнуйся, – промолвил Бигорн, подходя ближе, – это друзья.