После того, как, благодаря костюму, он преодолел кордон из часовых и его провели в просторную комнату, где несли караул двенадцать королевских лучников, Ланселот Бигорн предстал перед неким человеком, которому, с самым простым видом, сказал:

– Я пришел за нашими двумястами золотых экю.

Казначей аж подпрыгнул в своем кресле и громко расхохотался.

– И кому же понадобились эти двести золотых экю?

– Да мессиру Жану де Преси, нашему прево.

Казначей вмиг сделался степенным.

Он понял, что речь идет о делах серьезных.

– Сам он, – добавил Бигорн, – сейчас лежит с лихорадкой в постели, но он вызвал меня к себе в спальню и сказал:

«Ланселот (так меня зовут), видишь эту сумку?»

«Да, мессир».

«Возьми ее и закрепи на спине».

«Готово, мессир».

«Хорошо! Теперь ступай к казначею Ее Величества королевы и попроси отсчитать тебе мои двести золотых экю, так как они нужны мне сегодня же».

Видя, что казначей совершенно сбит с толку, Бигорн, с видом человека, только что о чем-то вспомнившего, хлопнул себя по лбу и добавил:

– Я и забыл, что мессир Жан де Преси дал мне документ для вашей милости. Вероятно, чтобы передать вам привет… вот он.

Порывшись в сумке, Бигорн вытащил оттуда пергамент, который ночью угодил в руки Гийома Бурраска и Рике Одрио, и протянул его казначею, который прочитал бумагу, перечитал еще раз, встал и исчез в соседней комнате.

Ожидание вышло долгим.

Прошел час, другой, третий.

Ланселот почувствовал, как покрывается холодным потом лоб.

Но волновался он напрасно, наш отважный Ланселот. Подобно всем бюрократам времен прошлых, настоящих и будущих, казначей всего лишь проявлял превосходство общественного положения, заставляя ждать лучника господина прево, что, по его представлению, должно было внушить вышеназванному прево величайшее уважение.