– Ее опустили вниз!

– Точно, Саша! Каменная плита просто ушла вниз, видимо, сработав как вертикальный затвор. Может на метр, может на полтора, а может и на все два. Но от времени с механизмом что-то случилось: она должна была соскользнуть вниз равномерно, но правый край провалился чуть ниже; обрати внимание, – видимо, выбило справа стопорные камни. А за ней, судя по всему, была лестница. Что это нам дает? – полковник тоже снял шлем и устало покрутил шеей, разминая мышцы.

– Ничего хорошего. То, что отсюда нам уже не войти. Надо искать другой вход, если только ты не намерен взорвать эту стену. Но в этом случае может обрушиться вся кладка – еще завалит подвалы…

– Обидно. Думаешь, это он ее опустил?

– Больше некому. Вспомни: дверь наружная была закрыта на засов, замка на ней не было. Значит, он открыл замок и зашел внутрь, потом закрыл внешнюю дверь на засов. Если наша догадка верна, он пролез в щель, что вела в секретный подвал, и опустил стену, но она отчего-то встала криво, – Алекс внимательно простучал камни в среднем ряду. Ничего. Он отряхнул ладони и задумчиво потер висок со шрамом. – И, скорее всего, механизм, который ее поднимает, выведен из строя. Сознательно или случайно – еще предстоит разбираться, но как бы то ни было – он себя замуровал здесь. Интересно, кого же он так испугался?

– Ах, чтоб его! – в который раз чертыхнулся полковник Манн. – Ладно, пойдем на свет, чистым воздухом подышим. У меня от этого подземелья скоро разовьется астма на пару с клаустрофобией. Еще немного – и я точно здесь что-нибудь взорву!

Они вышли на залитую солнцем площадку внутреннего дворика, где их ждали группа захвата и кинолог с собакой.

Манн угрюмо плюхнулся на скамейку, положил рядом с собой шлем и крепко задумался.

Алекс наблюдал, как молодые парни из группы захвата, поняв, что операция свернута и можно расслабиться, окружили девушку в белоснежной форме и о чем-то оживленно и весело болтали.

Пес, которому дали свободу, счастливо бегал по двору, принюхиваясь и регулярно поднимая заднюю лапу. Он сделал несколько кругов по периметру, поскреб землю в паре мест, осуждающе гавкнул на флегматичного геккона, что невозмутимо грелся на солнце, устроившись на крупном и гладком камне. Разобравшись с бездельником гекконом, пес заложил вираж пошире, до дальнего угла, где стоял пифос – тот самый большой глиняный горшок для вина, про который им рассказывал в свое время смотритель археологического музея. У пифоса он вдруг резко затормозил, медленно перешел на шаг, еще медленнее подошел к пифосу, обнюхал его, сел рядом и издал тоскливый – с подвыванием – звук.