— Это все водка…

Они идут по красноватому песку к лодкам, привязанным у мостков. Маранья поравнялся с капитаном и теперь прихрамывает рядом, иногда поглядывая на него в неверном свете факелов, воткнутых в песок. Поглядывает с любопытством, словно сегодня ночью увидел его впервые.

— Она, она, — настойчиво повторяет Лобо спустя сколько-то минут. — Все она.

8

8

Скоро рассвет. Задувает яростный левантинец и, не встречая препон на плоских низменных плавнях, взвихривает пыль, взметает песчаные смерчи, закрывающие звезды. Тысячи невидимых иголок впиваются в лица четверых — троих взрослых и подростка, которые уже несколько часов кряду шлепают в темноте по болоту. Вооруженные саблями, тесаками, навахами, удавками, обвернув лица тряпками или платками для защиты от безжалостного ветра, секущего колючими песчинками. И такого сильного, что, когда они выбираются на твердое место, в два счета высушивает набухшую селитряной водой, пропитанную илом и жидкой грязью одежду.

— Вот он, большой канал, — шепчет Мохарра.

Он стоит, не распрямляясь, навострив уши, в колючих ветках можжевельника. Но слышен только посвист ветра в кустарнике да шум прибывающей приливной воды в ближайшем канале, который своим матовым блеском выделяется в окружающей его черноте.

— Опять, значит, мокнуть…

Тридцать вар, вспоминает он. Такова примерно ширина канала в этом месте. По счастью, Мохарра и спутники его сызмала привычны к жизни в воде. Один за другим они собираются на берегу — Курро Панисо, сын его Франсиско, Карденас. Молча и решительно. Вчера под вечер вместе вышли из Исла-де-Леона и под прикрытием пыльной бури пересекли испанскую линию обороны в южной части острова Викарио — проскользнули ползком мимо пушек на батарее Сан-Педро. Оттуда вскоре после полуночи вплавь одолели канал Камарон и по лабиринту больших и малых каналов и проток углубились почти на пол-лиги на ничейную землю.

— Где мы? — чуть слышно спрашивает Карденас.

Фелипе Мохарра сам не очень-то понимает. Ветер сбивает с толку: солевар опасается, что просчитался с каналами, оставшимися позади, прошел слишком далеко вперед и сейчас выведет товарищей прямо на французские траншеи. И потому распрямляется, разводит в стороны черные ветки, вглядывается в темноту сощуренными глазами — ветер так и норовит запорошить их. И вот наконец в нескольких шагах отсюда наметанным взглядом браконьера, привыкшего охотиться по ночам, замечает нечто похожее на грудную клетку огромного человеческого скелета — это полусгнивший, наполовину затянутый илом остов корабля.